Онлайн книга «Она уже мертва»
|
– Что ты хочешь сказать? – Ровно то, что сказала, – Тата улыбается еще шире. И это обнадеживающая улыбка. Из тех улыбок, что всегда приманивают к себе крошек-лемуров и крошек-колибри. Если сейчас в темных глазах Таты зацветет плющ и забьет из скалы водопад, Белка нисколько не удивится. – Наверное, сейчас не время об этом говорить, но… Ты должна будешь переехать ко мне в Питер. Глупо жить в каком-то Новгороде, если у твоей сестры есть шикарная квартира в Питере, в центре. – Как часто? – Не поняла тебя… – Как часто ты вспоминала о том, что у тебя есть сестра? – Но… Мы не общались, да. Прости. Теперь у нас будет масса времени… – Не так много, как ты думаешь. Но время еще есть. – Когда этот кошмар закончится… – Ты полагаешь, он закончится? – Надеюсь. Ведь самое страшное уже позади. И мы живы… Нам нужно о многом поговорить. Это очень тяжелый разговор, но говорить нужно. О том, что случилось в нашей семье когда-то. – Я знаю, что случилось когда-то в нашей гребаной семье. – Знаешь? – Белка потрясена. – И уже давно. – Но… Я узнала об этом только сегодня. – Могла бы узнать раньше, если бы захотела. Но ты ведь не хотела. Никто из вас не хотел, кроме разве что полицейской ищейки. – Это не так, Тата. – Это так. До сих пор улыбка маленькой художницы была сочувственной и ободряющей, – когда она успела трансформироваться в саркастическую гримасу? – Не хочешь взглянуть на своего лучшего друга? О ком говорит Тата? О том, кто лежит за Белкиной спиной. О Повелителе кузнечиков, от которого осталась одна оболочка, туго набитая мечтами красотки-девушки. Белка ни за что не обернется, ни за что! – Не хочу. – Неужели неинтересно увидеть, как он изменился за столько лет? – Нет. – Взгляни. Могу поспорить, ты удивишься. – Нет. – Взгляни. Тата больше не просит, она приказывает. Этой новой, жесткой Тате невозможно сопротивляться, и Белка послушно оборачивается. Увиденное потрясает ее не меньше, чем воскрешение Таты из мертвых. Да нет же, больше, много больше! Ведь на полу в луже крови, раскинув руки, лежит… Лёка! Добродушный деревенский дурачок, даунито, безотказный смешной Лёка! Ни разу не ответивший на прямые оскорбления Маш, терпеливо сносящий подколки всех остальных. И пальцы у него совсем не толстые, просто – крупные. – Вы ведь знакомы? – насмешливо произносит Тата. – Лёка… – Может, имеет смысл познакомиться еще раз? Поближе? – Лёка… Лёка… Лёка… – повторяет Белка как заведенная. – Угу. Знаешь, кто он? – Лёка. – Сын самого старшего брата и самой младшей сестры. Гнилой плод инцеста сумасшедшей и серийного убийцы. Старухе надо было бы удавить его в колыбели, но она оказалась слишком сентиментальна. Ты помнишь старуху? То, что испытывает Белка, с трудом поддается описанию. Ужас, отвращение и еще… облегчение и стыд. Как она могла заподозрить Повелителя кузнечиков в страшных преступлениях? Сережа ни в чем не виноват, и он должен приехать сегодня, сейчас! – А где Сережа? – Ты помнишь старуху? – Тата не дает Белке сбиться с пути, который известен только ей. Гонит и гонит утлое тельце красотки-девушки по желобу с высохшей кровью. – Да. Я помню старуху. – Она была суровой. Не разменивалась на такую мелочь, как любовь. – Она любила Сережу. – Ну да, ну да. – Где Сережа? – Ты ждала столько лет. Подожди еще немного. – Это ведь его дом? – Это его дом. А старухе не позавидуешь, правда? Произвести на свет серийного убийцу и знать об этом. Произвести на свет девочку, которая свихнется и умрет в психбольнице, не дожив до двадцати… Это испытание, нет? – Я ничего не знала. – Не хотела знать, – снова холодно поправляет Тата. – Отец никогда не рассказывал мне… – Конечно. Мои родители тоже ничего мне не рассказывали. Такова была воля старухи, и никто так и не осмелился ее нарушить. А старуха была самый настоящий кремень, не то что… – Тата осекается. И громко хохочет, запрокинув голову. Хохочет, сидя среди мертвых тел. В этом есть что-то неправильное, ненормальное. – А знаешь, что самое удивительное? Все подчинились старухе. И всю жизнь подчинялись, заперли в себе страшную правду и целую жизнь прожили с ней. Думаю, смерть была для большинства из них облегчением. – Смерть не может быть облегчением. – Неужели? Разве не о смерти ты думала, когда стояла возле дурацкой ширмы? Наверное, самая младшая, Инга… тоже думала о смерти. Когда связалась со своим старшим братом. Знаешь, как она звала его? Лу. «Лу думает, что это хорошо», «Лу сказал, что я красивая». Инга никогда не забывает нарисовать рядом с Лу маленькое сердечко. Лу – первая любовь Инги, мальчик-ровесник, так думала Белка, читая дневник. Но это не мальчик – это ее старший брат. К горлу снова подступает тошнота, мертвые тела кузенов и кузин кружатся перед Белкой в каком-то дьявольском танце, и лишь маленькая художница сидит неподвижно. – Знаешь, как она звала его? – снова повторяет Тата. – Лу. – Ты сообразительная. Немного похожа на меня. Немного похожа на Ингу. Она тоже была умненькая девочка. И очень чувствительная. Наверное, она бы переросла свою любовь и удержалась у края пропасти. Если бы Лу не сделал с ней то, что сделал, когда ей исполнилось пятнадцать. – Откуда ты знаешь? – Я читала ее дневники. Все дневники. А не только один, как ты. Она вела их до самой смерти. И теперь они все у меня. – Почему… они оказались у тебя? – Потому что я хотела узнать тайну. В отличие от всех вас. Она осталась в живых только потому, что была его сестрой. И он любил ее. Остальным, которые не сестры… повезло меньше. – Значит, теперь ты знаешь тайну. – Все тайны. Все. – И знаешь, кто убил Асту? – Да. Ты же сообразительная. Сама можешь догадаться. – Лёка? – Белка прикрывает глаза. – В точку, – хохочет Тата. Почему Белка до сих пор не замечала, какой у нее неприятный, металлический смех? Потому что Тата никогда не смеялась при ней. Не было повода. И они слишком коротко виделись, чтобы Белка могла изучить все эмоциональные проявления художницы. Она совсем не знает Тату, совсем. |