
Онлайн книга «Без права на мечту»
– Лады, – Сема согласно кивнул и добавил: – Если что, я за тобой приглядываю. – Спасибо! – искренне поблагодарила я. Выйдя из кабачка, я попыталась связаться с Виталиком. Его номер был занят. Вот зараза! Скучно сидеть, так он с кем-то по телефону треплется. Надеюсь, хоть перезвонить догадается. Я стояла перед трудным выбором. Ехать в «Клещевку» наводить справки о беглянке или отложить поездку до лучших времен. И, кстати, еще предстоит решить, как одновременно оказаться и в игорном клубе, где должен сегодня появиться Бабичев, и в кабачке для встречи с водителем. Что там напророчили мне гадальные кости? Могу обмануться в своих ожиданиях? Что это может означать? Что я ошибаюсь насчет Илоны и водителя. А еще, что надеюсь получить заветную ниточку, ведущую к Жене через ее великовозрастного ухажера. А вот о поездке я в тот момент вовсе не думала. Вот и думай, Татьяна, сидеть ли тебе сиднем в ожидании вечера, который, может статься, никаких результатов не принесет, или же потратить день с пользой, посетив третью общину. А, была, не была. Поеду. Беглянку не отыщу, так хоть развеюсь. Я завела мотор и помчалась домой, перевоплощаться в деву, свободную от предрассудков. * * * Клещевка – деревенька, насчитывающая не больше десяти улиц. Названия, правда, громкие: Гагарина, Вольская, Горная. И, конечно же, Мира. Куда же без нее? Вот на улице Мира и расположилась община хиппи. А что? Все логично. Как подсказали мне словоохотливые местные жители, в общине этой насчитывалось ни много, ни мало пятьдесят человек с гаком. Из того же источника я почерпнула сведения о нравах общины. Честно говоря, не очень я этим сведениям верила. Деревенских послушать, так общинники живут настолько обособленно, что попасть к ним во двор не удавалось еще ни одному местному жителю, даже фельдшеру. А уж о приезжих и говорить не стоит. Да что там! Обитатели Клещевки, кроме одного сгорбленного старичка, даже в магазине общинников не встречали. Те предпочитали закупать провизию и все, что необходимо для хозяйственных нужд, в городе. На что жили общинники – загадка. Землю не возделывали, скотину не держали, огородика захудалого и того не было. – Как же они с внешним миром общаются? – расспрашивала я опрятненьких старушек, которых встретила у местного магазинчика. – Да они почти и не общаются ни с кем. Только промеж собой. А когда надо чего, на автобусе выезжают. Есть у них в хозяйстве автобус старенький. Расписной весь, что твоя шаль. А главный у них – ворог страшенный. Как глазом зыркнет, так аж ноги немеют и в глазах темно! – Уж и вправду страшный такой? – улыбнулась я в ответ на бабкины сплетни. – А ты не скалься, не скалься. Вот сама увидишь его, так по-другому запоешь! – наперебой начали стращать меня старушки. – Посмотрим, – продолжая улыбаться, ответила я. Посетив две такие общины, я уже имела представление, как у них там все устроено. Правда, Ромка Носорог упоминал, что правила в этой общине гораздо строже, чем в других местах. Но чтобы настолько? – Ты, дочка, сразу видать, человек хороший. Послушай доброго совета. Езжай восвояси. Неровен час в беду попадешь. Ты вот, хоть и нацепила одежу-то, как у «зазаборных» наших, а не чета им. Дикие они, вот что я тебе скажу. Или того хуже – сектанты, – ласково придержав меня за рукав, посоветовала одна из старушек. – Да какие же они сектанты. Обычная община хиппи. Это люди такие, против войны они, за единение с природой, – процитировала я слова, вычитанные в статье про неформальные движения. – Ну, ну, с природой, говоришь? И где же у них эта природа обретается? Деревца и то ни одного во дворе не растет. А траву, поди, уж вытоптали всю. Таким-то табуном! – Разберемся, бабуль, – отмахнулась я от предостережений. – Вы лучше скажите, почему «зазаборные»? – А какие ж они, если за забором всю жизнь живут? С таким напутствием я и отправилась знакомиться с обитателями дома за забором. Честно признаться, после всех рассказов на меня робость напала. А вдруг и вправду народ дикий? А я даже не предупредила никого о том, куда собираюсь. Одна надежда, местные не дадут пропасть. Я, пока адрес выясняла, много кому глаза намозолить успела. Постучав в массивные ворота, я ждала, что на мой стук выйдет здоровенный амбал и, в лучшем случае, погонит меня поганой метлой. О худшем варианте я старалась не думать. Отступать мне было некуда. Не уезжать же, даже не предприняв попытки разузнать про беглянку. Ворота мне никто не открыл, но через какое-то время я услышала тоненький девичий голосок: – По какой надобности стучишь, сестра? Голос обращался ко мне, и я ответила: – Сестру ищу. Мне сказали, что у вас она. Более правдоподобной легенды заранее придумать я как-то не удосужилась. Что ж, сестра – тоже неплохо. А по крови она мне сестра, или по духу, пусть сами догадываются. – В нашей общине чужих нет, – сообщил девичий голосок. – Так она и не чужая вам, – продолжала сочинять я, – Зойка-прачка из тарасовской общины говорила, что сестра к вам перебралась. – Мы с тарасовскими мало общаемся, – в девичьем голосе появилась неуверенность. Я не преминула этим воспользоваться. – Вы меня хоть во двор впустите. Устала с дороги, ноги не держат. Я ведь с самой Москвы до вас добираюсь. Сутки во рту крошки хлеба не было, – давила я на жалость. – Не положено у нас посторонних во двор пускать, – сообщил голос. – Выходит, ваша сестра по духу от жажды на пороге умирает, а вы ей даже ковш холодной воды не подадите? – я добавила в голос слезливых ноток. За забором воцарилось молчание. Потом голос произнес: – Постой тут, сестра. Пойду у старших разрешения спрошу. Может, в виде исключения и впустят. Я осталась стоять возле закрытых ворот. Прошло десять минут, пятнадцать. Двадцатая минута была на исходе, а вместе с ней и мое терпение. Но тут я услышала шаги, потом лязг открывающихся засовов, и, наконец, ворота передо мной приоткрылись, и молоденькая девушка, та, что разговаривала со мной, жестом пригласила меня внутрь. Я едва успела просочиться через щель в воротах, как она с грохотом закрыла засов за моей спиной. Ощущение, скажу я, не из приятных. Вероятно, так чувствует себя заключенный, за которым закрылись тюремные ворота на долгих двадцать лет. А может, и пожизненно! Отбросив дурные ассоциации, я пошла вслед за девушкой. Она привела меня под навес, сооруженный в дальнем конце двора. В дом меня не пригласили, да я не особо от этого огорчилась. На просторе мне как-то уютнее. Хоть какое-то ощущение свободы. Не произнося ни слова, девушка поставила передо мной миску с какой-то похлебкой, кружку молока и ломоть хлеба. Я поняла, что пустили меня не для разговора, а только покормить. Видно, слова о крошке хлеба, которая за сутки не попала мне в рот, возымели действие. Я решила подкрепиться, а потом уж думать, что делать дальше. |