Книга Весна в Карфагене, страница 29 – Вацлав Михальский

Кто действительно ничего не замечал, так это сам дядя Паша. Не чуял он ни сном, ни духом, какие страсти ждут его впереди, какие тучи, какие громы и молнии заходят над его головой.

Война смешала все карты, смешала всё: планы, надежды, расчеты, цели, весь ход и смысл повседневной жизни. Раньше Сашенька шла на работу с душевным трепетом и улыбкой на устах, с верой, что "радость будет", а теперь она ходила на дежурства в свою любимую «больничку» через силу: горько и пусто было ей там без Георгия Владимировича, и ничто не заглушало саднящую, надрывающую сердце тоску.

– Такая наша жизнь страшненькая, и мы против нее бессильны, – сказала мама, узнав о случившемся с Георгием Владимировичем. В доме она стала говорить с Сашенькой по-русски, а на людях, как и прежде, говорила только по-украински. – Ты бы узнала, где он, да отнесла передачку, может, она до него дойдет, говорят, всякие бывают чудеса.

– А как я могу узнать? В отделе кадров?

– Ну и глупенькая ты, Господи, нашла место для справок – отдел кадров… Ты что, не знаешь, что там одни сексоты [24] ?

– Почему? У нас такой предупредительный дяденька. Такой начитанный, очень внимательный, добрый, – возразила Сашенька.

– Может, он и начитанный, – с легкой иронией в голосе сказала мама, – может, ему просто деваться некуда, может, выпивает…

– Точно, он выпивает, нос такой красный всегда.

– Ладно, пусть себе выпивает, – снисходительно улыбнулась мама. – А ты сходи к жене Георгия. Скажи, что с работы. Если она нормальная, то будет рада. Сходи, вдруг она нормальная… Жизнь показывает, что не все гады…

Мама назвала его Георгием, опустив отчество, и тем самым как бы признала Сашенькино равенство с ним, дала добро ее любви.

Сашенька смутилась до слез и благодарно прижалась к маме, уткнулась, как маленькая, в ее мягкое плечо. "Боже мой, какая у меня мама! – подумала Сашенька. – Ей ничего не надо объяснять, она все понимает!"

А мама в ответ нежно обняла дочку и ни о чем не подумала. А о чем тут думать? Это для Сашеньки пятнадцать лет разницы между нею и Георгием казались неодолимым препятствием. А мать знала, что разница в возрасте в пятнадцать лет между мужчиной и женщиной – дело нормальное. Ее покойный муж, отец Сашеньки, был старше на четырнадцать лет, и это никогда не ощущалось между ними как неравенство.

Сашенька вспомнила, что сестра-хозяйка их отделения неотложной хирургии Софья Абрамовна как-то хвастливо говорила о том, что Домбровский ей родня. Да, это было нынешней зимой, когда Георгия Владимировича, единственного в их большой больнице, наградили орденом "Знак Почета" [25] . В те времена орденами еще не разбрасывались, награжденных было немного, они так и назывались – орденоносцы. Главный врач больницы собрал по этому поводу весь коллектив и торжественно поздравил Домбровского. Начальство так расстаралось, что даже букет алых гвоздик преподнесло ему в декабре, среди стужи. Георгий Владимирович после собрания принес эти девять цветков в ординаторскую, и Сашенька подрезала их слишком длинные стебли и поставила гвоздики в литровую банку с водой в центр их обшарпанного стола, за которым они во время дежурства пили чай с ее пирожками. Вот тогда, на том торжественном собрании, и похвасталась родством Софья Абрамовна. Своим певучим наигранным голосом она сказала довольно громко: «А между прочим, наш орденоносец мне родня!» Многие ее услышали, в том числе и Сашенька.

"Она должна знать адрес, – решила Сашенька. – Интересно, что она запоет теперь?"

В каптерке у Софьи Абрамовны крепко пахло застиранным бельем, хозяйственным мылом, йодом, хлоркой – всем тем добром, которым она командовала. Софья Абрамовна сидела на стуле прямо у порога своего тесного обиталища. Белоснежный халат на ней был, как всегда, отлично выглажен, полные губы ярко накрашены помадой какого-то очень резкого карминного тона, лицо густо напудрено, а светло-голубые глаза навыкате светились обычным для нее неколебимым торжеством последней инстанции.

– Здравствуйте, – сказала ей Сашенька и тут же поняла, что ничего она не узнает, никакого адреса, – Софья Абрамовна была не одна, а с каким-то молодым человеком. Сашенька взглянула на него вскользь и даже не заметила, какой он, блондин или брюнет, низкорослый или высокий. С тех пор как она полюбила Домбровского, она перестала различать других мужчин, все они стали для нее на одно лицо, как китайцы. А в данном случае это особенно не имело никакого значения – Сашенька поняла главное: разговора с Софьей Абрамовной не получится.

– Проходи, проходи, деточка, – перехватила ее за руку и втащила в комнатку Софья Абрамовна. – Я догадываюсь, зачем ты пришла.

Сашенька смутилась, попыталась освободиться от рук Софьи Абрамовны, но та удерживала ее крепко и теперь уже двумя руками.

– От них все отвернулись, – тихо сказала Софья Абрамовна, и голос ее впервые не показался Сашеньке фальшивым. – Да, да, все отвернулись…

– Ну почему все? – неожиданно вступил в разговор молодой человек. – Ты же не отвернулась.

– Я? – вытаращила глаза Софья Абрамовна. – Так я адиётка!

– А я? – спросил молодой человек.

– Ты? Если ты имеешь в виду себя, то ты просто дурак, Марик, – ласково взглянула на него Софья Абрамовна и добавила, обращаясь к Сашеньке: – Между прочим, познакомься, это, между прочим, мой сын.

– Марк, – представился молодой человек.

– Александра, – в тон ему ответила Сашенька и впервые взглянула на него с интересом как на союзника. Оказывается, это был довольно рослый молодой мужчина, голубоглазый в мать, с курчавыми темно-русыми волосами, с высоким чистым лбом, этакий красавчик ашкенази.

– Между прочим, он дантист, между прочим, приличный врач, – сказала, кивая на сына как на неодушевленный предмет, Софья Абрамовна. – Это я тогда котенка брала у твоей матери для моего внука, а для его сына, Додика, помнишь?

Сашенька кивнула – еще бы ей этого не помнить, ведь она впервые увидела тогда Георгия, а Софья Абрамовна назвала его фамилию – Домбровский.

– Как он сейчас, я не знаю, – сказала Софья Абрамовна тихим, глухим голосом, видимо, своим настоящим, – не знаю, врать не буду, хотя, говорят, что пока в Москве. Тебе адрес, наверно?

– Да, мне адрес.

– Адрес я не помню. Жену его зовут, как и меня Софочка. Она, между прочим, Марика троюродная сестра. Живут они в центре, возле Собачьей площадки, такой большой дом со львами, а номер квартиры я не помню и подъезд не помню, кажется третий, а этаж, кажется, второй.

– Найду! – обрадовалась Сашенька.

– Ты ей можешь сказать, что это я тебя послала, я разрешаю.