Книга Весна в Карфагене, страница 69 – Вацлав Михальский

– Ой, как вкусно все пахнет – голова идет кругом! Какой вы молодец, Александер!

– Я хочу сварить вам кофе по-бедуински и показать торт к вечернему чаю. А обрезками от торта – я сделаю из них ассорти – вы и закусите, можно?

– Давай, – поощрила его Клодин. – Ну где твой знаменитый торт?

Беспрестанно вертя кончиком длинного носа, Александер подвел их к кондитерскому столу, над которым громоздилось нечто: это был как бы корабль, кстати сказать, очень похожий на линкор "Генерал Алексеев", на котором Машенька приплыла в Бизерту. На носу возвышались желтые, будто бы золоченые, маковки русской церкви, на корме было что-то вроде форта Джебель-Кебир, а вокруг корабля – застывшие волны из синего крема безе.

– А почему этот торт в виде корабля и почему русская церковь? А это, кажется, стены Джебель-Кебира? Что все это значит? – спросила Машенька.

– Все в вашу честь, мадемуазель Мари, все в вашу честь! – торжественно отвечал повар, не забывая отрезать длинным ножом маленькие кусочки по всему сооружению, но не портя его, а как бы придавая последний лоск. Отрезанные кусочки Александер ловко укладывал на широкое блюдо.

– С какой это стати в мою честь?

– Ну потому, что сегодня, – начал Александер, – сегодня…

Клодин сделала ему страшные глаза, и он смолк.

– Пойди-ка лучше, дружок, свари кофе, – распорядилась Клодин, – болтаешь много!

Александер с удовольствием ретировался и унес с собой блюдо с ассорти.

Бедуинский кофе, поданный Александером в крошечных чашечках, был восхитителен, а ассорти из торта выше всяких похвал.

– Я, пожалуй, пойду на корт, попрыгаю, – сказала Машенька. – Сейчас переоденусь в теннисный костюм и пойду.

– Да, он вам очень идет, вы в нем просто неотразимы, – польстила Клодин. – А что наденете на вечерний прием? Я бы посоветовала то нежно-алое платье с длинными рукавами, которое вы надели здесь в первый раз. Вы в нем божественны! А я срежу алую розу и заколю вам в волосы, как тогда, можно?

– Хорошо, – согласилась Машенька и пошла переодеваться в спортивное.

Солнце светило еще горячо, но под парусиновым тентом, что был натянут над игровой площадкой, было вполне терпимо. Машенька лупила мячиком о тренировочную стенку и напевала вполголоса: "Средь шумного бала, случайно, в тревогах мирской суеты…" Ей нужно было распеться, она хотела блеснуть на вечере этим русским романсом, этим ее тайным подарком в честь сорокалетия любимой мамочки. А муж Николь подберет аккомпанемент с голоса, в этом она была уверена. "Средь шумного бала, случайно, в тревогах мирской суеты тебя я увидел, но тайна твои покрывала черты…" Машенька стучала мячиком по стенке и распевалась все громче, громче.

– Добрый вечер, мадемуазель Мари, у вас прекрасное настроение! – приветствовал ее доктор Франсуа.

Машенька поймала мячик, обернулась и ахнула:

– Ах, Боже мой, какой вы смешной! Куда вы так вырядились, доктор?

На Франсуа был черный фрак, явно с чужого плеча, накрахмаленная манишка топорщилась, как будто под ней были груди кормилицы, лицо его было покрыто крупными каплями пота, один только рыжий портфель в руке выдавал, что это прежний доктор Франсуа.

– Приказ! – сказал Франсуа, смахивая пот тыльной стороной ладони.

– Чей приказ? – рассмеялась Машенька.

– Мадам Николь. Я есть свидетель, – сказал Франсуа по-русски.

– Свидетель чего?

– О, этого я вам не сказать! Как это говорят русски: "Надо держать уши за зубами".

– А ну попробуйте держать за зубами уши!

Франсуа поставил портфель между ног и согнул свои и без того лопоухие уши.

– Не получайт!

Оба рассмеялись. И тут в ворота дворца въехал кабриолет губернатора, и в нем его высокопревосходительство, Николь и главный нотариус Бизерты, которого Машенька хорошо знала по прошлым приемам и который был славен тем, что у него были такие необыкновенно длинные усы, что он закладывал их за уши.

Машенька продолжала стукать мячиком о стенку и напевать, а сама была заинтригована не на шутку: "Чего это они все такие расфуфыренные, и вообще что за тайны мадридского двора?"

Через четверть часа ситуация начала разъясняться. На корт явился лакей Мустафа и обратился к Машеньке не "мадемуазель Мари", как прежде, а сказал:

– Ваше сиятельство, ее высокопревосходительство и его высокопревосходительство просят вас явиться к ним в кабинет незамедлительно. Можно не переодеваться.

Машенька приставила ракетку к дощатой стенке, а один из мячиков забыла вынуть из широкого кармана белой плиссированной юбочки. Взглянула на Мустафу, с недоумением пожала плечиком в изящной тенниске и пошла куда звали.

Мустафа проводил ее до приемной и церемонно откланялся. Дверь в кабинет генерал-губернатора была закрыта. Машенька постучалась и вошла. Картина, представшая ее взору, была удивительной: за овальным столом сидели Николь, губернатор, нотариус, Клодин и Франсуа, шестой стул визави от генерал-губернатора и между Клодин и Франсуа был свободен. Не вставая, губернатор указал Машеньке на свободный стул, она отодвинула его от стола и села так, как ей было удобно, чуть-чуть на отлете. Она сразу поняла, что затевается что-то по ее душу.

Воцарилась неловкая и вполне театральная пауза.

– Мари, – произнес наконец сам генерал-губернатор, – мы собрались по важному делу. – Он взглянул на Николь, ища ее поддержки.

Николь кивнула, она была в своем любимом алом платье, ее темно-карие глаза расширились от волнения, полные, красиво очерченные губы подрагивали. Машенька нащупала теннисный мячик в кармане юбки и крепко сжала, но он не поддался сжатию.

– Мари, – продолжал губернатор, переложил справа налево стопку бумаг, улыбнулся невпопад, как он обычно улыбался, когда не знал, что сказать или с чего начать.

Николь многозначительно молчала, глядя прямо в лицо Мари, торжественно и восхищенно.

– Мари-и. – Голос губернатора пресекся от волнения. – Мари, я хочу посвятить тебя в курс нашего семейного состояния, чтобы ты знала все… Это для нас важно.

– Важно, – как эхо повторила Николь и облизала пересохшие губы.

– Франсуа и Клодин – они свидетели, – продолжал губернатор, – нотариус – это нотариус…

Машенька невольно улыбнулась и сжала мячик в кармане.

– М-да, нотариус – это нотариус, и в присутствии свидетелей он должен скрепить наши подписи, да… Итак, я хочу доложить, – перешел на военный лексикон губернатор, и можно было понять, что он справился с волнением и теперь ничто не выбьет его из колеи. – Да, я хочу доложить тебе следующее. Я и Николь в равных долях, согласно брачному контракту, владеем следующим имуществом: здание оперетты в Марселе, которое выкуплено нами семь лет назад и теперь сдается в долгосрочную аренду. Николь хотела оперетту – она ее получила. Пять доходных домов в Париже, все в центре. Алмазные копи в Родезии – они мне достались от бабушки, – пока приносят небольшую прибыль, но их можно модернизировать, дело перспективное. Тысяча акров земли под Бордо, в основном виноградники, все сданы в управление арендатору. Макаронный заводик на севере Италии в случае необходимости в течение десяти дней может быть перепрофилирован в военный завод. Акции заводов «Рено» и «Ситроен», не очень много, но вполне прилично, дивиденды пока небольшие, но, на мой взгляд, оба конкурентных предприятия развиваются хорошо. Есть два причала на Сицилии, и куплена большая часть прибрежной полосы в самой Бизерте, где вполне возможно построить доки или гавань. Есть участки земли в Марокко, Алжире, Ливии, говорят, там может быть нефть, но пока только ищут. Есть и банковские вложения на сумму около пяти миллионов франков, в семи различных банковских группах, в том числе и в Швейцарии. Конюшни, дома, яхты в Марокко, в Тунизии и в Алжире – все это само собой.