Книга Гори все синим пламенем, страница 45 – Марина Серова

— И вы согласились? — спросил Виталька, который в этот момент, казалось, готов был сквозь землю провалиться.

— А почему нет? — глядя прямо ему в глаза, ответила девица. — Я всегда так деньги зарабатываю — своим телом.

— Ну это мы сейчас выясним, — кашлянув, сказал Брысько.

— Пожалуйста, — уверенно и смело ответила путана. — Наша фирма называется «У Виолы», она официально зарегистрирована.

— Вот до чего дожили! — возмущенно воскликнул Беккер-старший с видом настоящего праведника.

— Успокойтесь, — произнес Брысько, — лицензия наверняка дана на деятельность несколько иного рода. — Затем он потянулся к телефону и, обращаясь к девице, сказал:

— Думаю, Елена, ты и в нашей картотеке числишься.

— Хм, — только и ответила она.

На некоторое время все замерли в ожидании. Брысько, угукнув в ответ на то, что ему сообщили спустя несколько минут, положил трубку и, снова обратившись к путане, спросил:

— Этот рыжий ваш постоянный клиент?

Вы знали его до этого?

— Откуда? — девица развела руками.

— И как же мы его искать теперь будем? — задумался Брысько.

— По приметам! — воскликнул Виталька. — Ведь мы его видели!

— Неплохая идея, — пробормотал Брысько, вновь делая какие-то записи. — Ну и как же он выглядел? — спросил он, окинув нас взглядом.

— Рыжий такой, кудрявый… — Беккер-младший задумался. — Высокий, худой.

Я поймала себя на мысли, что тоже ничего не могу добавить к сказанному Виталькой. Волосы были настолько яркими, привлекающими внимание, что сосредоточили на себе все наше внимание, затмив все остальное во внешности. Поэтому теперь мы ничего, кроме них, и не могли описать.

— Боюсь, что он не такой уж и рыжий, — заметил опер, кивнув на парик, который по-прежнему находился в руках у Витальки и о котором мы все почему-то забыли. — Это его?

— Да, — разочарованно ответил Виталька, — по-видимому. Во всяком случае, у него была такая же прическа.

— Усы! — воскликнул Валерий Павлович. — У него были усы!

— Рыжие? — спросил Брысько.

— Нет, черненькие.

— М-да… — опер задумался. — Боюсь, усы того же происхождения, что и волосы. — Потом, как-то приободрившись, он заключил:

— Ну что ж, будем работать, будем работать.

В этот момент послышался визг шин.

Мы, обратив взоры в окно, увидели затормозивший у входа в здание милицейский «уазик». Двери его одновременно открылись, и из машины выпрыгнули несколько человек, кто в форме, кто в штатском.

В следующую минуту в кабинет заглянул запыхавшийся Бык. Отыскав глазами своего сослуживца, он сказал ему:

— Петро, наши прибыли!

— Знаю, — ответил капитан и двинулся к выходу.

Сделав два шага, он обернулся и сказал приказным тоном:

— Оставайтесь здесь.

Потом, посмотрев на путану и вытянув указательный палец вперед, обратился к ней:

— А ты — идем со мной:

— Гражданин начальник! — заявила она с какой-то пошлой, дурацкой интонацией всем известную банальную фразу. — Я вам уже все сказала!

— И-де-м! — по складам повторил Брысько, и только тогда путана со вздохом возмущения последовала за ним.

Мы вновь остались втроем и некоторое время молчали. Молчание висело в комнате почти ощутимое на ощупь — тяжелое и неприятное. Возможно, причиной тому было еще и чувство совсем рядом бродящей смерти. Ведь мертвый охранник все еще находился в здании, и от сознания этого становилось жутко.

— Похоже, я заказан… — пробормотал через какое-то время Беккер-старший.

— Отец, тебе не кажется, что первое нападение и сегодняшнее между собой связаны? — обратился к нему Виталька.

— Я не знаю, что и думать, — беспомощно ответил тот. — У меня голова идет кругом.

— Грабители были первые незваные гости или псевдограбители, — вступила я в разговор, — но у вас явно есть недоброжелатель, очень жаждущий вашей смерти и готовый добиваться достижения своей гнусной цели всеми способами и силами.

— Недоброжелателей у меня немало, но чтобы среди них был такой. Этого я, конечно, не предполагал, — вздохнув, произнес Валерий Павлович.

Меня сказанное им немного возмутило.

Он говорил так, будто напрочь забыл то, что недавно открылось о Вьюнце. А ведь у его совсем еще недавно закадычного друга был вполне обоснованный мотив для недоброжелательства. Особенно теперь, когда компаньоны не пришли к консенсусу в вопросе раздела предприятия.

Я хотела высказать свое мнение и вновь поднять вопрос об Олеге Станиславовиче, но в комнату вошел высокий, довольно симпатичный мужчина в несколько мятом сером костюме с черной папкой под мышкой. Лицо его было озабоченным. Но три глубокие продольные и две вертикальные между бровями морщинки на лбу говорили о том, что озабоченность — след не сиюминутного происшествия, а систематически происходящих событий.

Незнакомец кашлянул в кулак и сухо представился:

— Старший следователь Матвиенко.

Мы все невольно кивнули в ответ, как бы говоря: «Очень приятно», хотя каждый из нас в отдельности понимал, что, в сущности, приятного в предстоящем общении будет мало, так как вся сложившаяся ситуация отвратительна.

Следователь начал задавать вопросы, такие же, на которые мы отвечали до этого, и нужно было повторно рассказывать то же самое. Я к этому относилась спокойно, так как не впервые сталкивалась с работой правоохранительных органов и знала, что, может быть, свои слова придется повторить еще неоднократно. Беккер же явно нервничал, считая все расспросы пустой тратой его драгоценного времени, а записи, которые делал следователь, и вовсе раздражали его, так как то же самое уже записывал Брысько.

— Буквоеды! — процедил он себе под нос, а Матвиенко сделал вид, что ничего не услышал, и молча продолжал записывать наши показания.

Во время беседы к нам периодически заглядывали другие члены бригады, то спрашивали, а то сообщали что-то. От них мы узнали, что тело охранника уже увезли и что большую часть сотрудников отпустили, так как множество снующих туда-сюда любопытствующих только мешает работе милиции.

Опера, как оказалось, связались с ГАИ, сообщив сведения о машине без номеров, на которой укатил, по словам Витальки, «рыжий». Но никаких ответных сообщений пока не поступало.

Следователь, безусловно, заинтересовался и моей личностью. Пришлось рассказать всю правду-матушку. Он удивился, в двух словах выразил свое уважение и стал, как мне показалось, смотреть на меня несколько иначе.