Книга Скажи "Goodbye", страница 22 – Мария Амор

Мура страшно уважала мать и надеялась, что когда-нибудь достигнет той же меры отрешенности от земной мишуры. Но, как средневековая монашка, она все же уповала, что эта святость обретется ею не слишком скоро, а так, скажем, годам к семидесяти.

Отец Муры, Михаил Александрович Гернер, был известным в научном мире археологом. Занятый ученый старался держаться подальше от активности жены, и интересовался только древними раскопками и молоденькими студентками в шортах. Оба полностью реализовались и были настолько востребованы окружающим обществом, что друг в друге уже почти не нуждались. Когда-то просвещенные современные родители возлагали далеко идущие надежды на обоих своих отпрысков, ввиду чего недоросли были вручены для воспитания в надежные руки советского детсада-пятидневки, но то ли генетика не преодолела интернат, то ли планка родительских ожиданий была непомерно высока, но оба чада умудрились вырасти ни к чему не пригодными ленивыми обормотами, с преступным равнодушием закопавшими свои таланты в землю, и теперь на их долю остались только легкое презрение и сожаление.

Младший брат Муры, Даниэль, тоже отбывал сегодня повинность визита в отчий дом. Если родители пеняли Мурке на малость и убогость ее жизненных достижений, то Данька презирал ее по противоположным причинам — за конформизм, мещанство (выражаемое в регулярном получении зарплаты) и сотрудничество с истеблишментом. Сам он занимался путешествиями в экзотические страны и постижением восточных религий. У него был черный пояс по карате и множество премий на мировых фотовыставках. В тех редких случаях, когда семья Гернеров собиралась вместе, Анна и Даниэль, несмотря на существовавшие взаимные претензии, моментально стихийно создавали коалицию по травле Мурки. Что не мешало им по отдельности жаловаться ей друг на друга.

Гернеры жили в Иерусалиме уже лет двадцать, все их знали, они знали всех, и несмотря на полную дисфункцию этой семейной ячейки, другой семьи Мурка себе представить не могла и очень ею гордилась. Тем не менее, у нее хватало здравого смысла не спешить вводить в дом неподготовленных потенциальных женихов.

На плите выкипал чайник. Больше на кухне ничего не готовилось.

— Привет, — сказал Даня, развалившись на диване с закинутыми на кофейный столик ногами, на минуту оторвавшись от книги.

— Привет. Что читаешь?

Даниэль приподнял обложку.

— «Есть ли жизнь во Вселенной»? Отлично. Этот наболевший вопрос давно мешал тебе сосредоточиться на поисках работы. Как дела?

— У меня никаких дел нет. Я — свободный человек. Не то что некоторые Акакии Акакиевичи, чьи плоды мучительного творчества не имею удовольствия читать только по причине отсутствия наркотической зависимости от продажной печати.

— Ну-ну, Далай-Лама. Некоторые люди, еще не стряхнувшие с себя тягостные путы общественных предрассудков, не желают просить милостыни. Я делаю то, что умею и люблю.

— Не может быть! — прищурился на Мурку вредный брат. — Это было бы если не уголовно наказуемом, то во всяком случае морально осуждаемым!

— Ма-ма! — громко заорала Мура, — Данька меня обижает!

В ответ на ее вопли сверху спустилась Анна и обняла дочь.

— Не ссорьтесь, дети мои. Кто хочет есть?

— А что, у нас есть, что поесть? — изумленно воскликнули оба чада.

— Полным-полно. Раскрывайте холодильник и берите, что хотите — сыр, колбаса, йогурты, в морозильнике чудесные готовые салатики! Даня, открой консервные банки.

Начался пир горой.

— Мать, Данька говорит, что средства массовой информации не нужны! — Мурке требовался союзник.

— Ну, тебе лично очень нужны! — категорически согласилась Анна. — Без них тебе пришлось бы взяться за ум, и приступить к писанию доктората, вместо вдохновенных пассажей о «программах Еврейского Агентства, достойных всяческого содействия и поощрения».

Данька радостно загоготал. Сестра попыталась больно пнуть его ногой под столом.

— Но телевидение создал Господь Бог! — убежденно добавила Анна.

— Неправда, не Господь Бог, а Зворыкин Владимир Козьмич, — поправил ее сын, которому истина была дороже не только что друга, но и родной матери.

Но смутить Анну было не так-то легко:

— А подбросил ему эту идею Господь Бог, столкнувшийся с обвинениями, что во время Катастрофы он бездейственно взирал на происходящее, и осознавший, что человека нельзя бесконтрольно предоставить полностью самому себе. — У Анны было много оригинальных мнений по поводу каждого явления, с которым сталкивалось человечество. — Теперь, благодаря телевидению, безобразия тоталитарных режимов могут происходить только в тех странах, где нет ни демократии, ни телевидения. Вроде всяких африканских.

— Мать, — вскричал Даниэль, — безобразия происходят тем больше, чем больше на них взирает телевидение. Весь террор существует благодаря ему.

— Ну, я-то к телевидению уже полгода не подходила, — тут же устало согласилась Анна. — Мне на мерзкие рожи наших законодателей взирать противно.

— Кстати, Данька, а сам-то ты собираешься работать? — мстительная Мура решила перейти в наступление.

— Я ищу работу, но мне трудно. Я — оверквалифайд.

— Что ты говоришь? Как это стряслось с человеком, у которого нет никакой профессии? — Мурка притащила к столу кучу баночек из холодильника и, вскрывая их одну за другой, стала вылавливать содержимое раздобытой вилкой.

— Между прочим, мое образование побольше твоего!

— Но поскольку толку с него гораздо меньше, то у моего гораздо больше коэффициент полезного действия! — торжествовала сестра.

— Ты как-то неверно себе меня представляешь! Все ищут мальчишку, который бы таскал за ними аппаратуру, а как узнают, что я фотограф с международными публикациями и премиями на европейских выставках, то сразу пугаются!

— Тоже мне — Анни Лейбовиц нашелся! Твои фотографии заставили Эхуда Барака серьезно задуматься о пластических операциях.

— Неча на зеркало пенять… — лениво пробормотал Данька. Возражать было нечего: премьер действительно остался собой на его снимках недоволен, но, с другой стороны, он и впрямь был неказист. И последовавшие операции этого не исправили.

— Но может, ты мог бы с чего-нибудь начать? А то так можно и с голода сдохнуть с несъедобными премиями да публикациями.

— Мурка, не боись! — уверенно отвечал Данька, вытряхивая из банки остатки турецкого салатика, — Мы не живем в джунглях, мы живем в зоопарке. Ничего ни с кем плохого не случится!

— То-то ты так капризно ищешь!

— Между прочим, не то, чтобы я должен перед тобой отчитываться, но я звонил в двести мест!

— Вот мне и кажется, что это проблема не отсутствия рабочих мест, а твоего характера!

Тут Анна положила конец братской перепалке:

— В следующую пятницу все едем на демонстрацию!