Онлайн книга «Игры с хищником»
|
Сыч перескочил улицу и возник на ее пути. – Вот и нашел тебя! – сказал сдержанно и услышал в ответ торопливую реплику, брошенную бесстрастно и на ходу, как тогда, при расставании в Иваново. – А, привет! – И даже шага не замедлила. – Я искал тебя, – пролепетал он, волочась позади. – Стемнеет – приходи на площадку, – обронила она тихо. – Только не высовывайся. Сама найду... Она опасалась, что их увидят вместе! Это охладило его и в мгновение повергло в тоскливое, до слез, уныние. Он отстал, потом повернул в обратную сторону и через несколько шагов вдохновился: конечно! Пока они не поженились, так и будет! По городу уже ползут слухи, мол, взрослая девка мальчишку совращает, и не зря мать переживает... Он ждал темноты, как спасения, и в двенадцатом часу, блуждая по мокрому парку, пробрался к недостроенной танцплощадке, где при свете нескольких лампочек, развешанных по деревьям, вовсю веселилась молодежь. Затаившись возле штабеля досок, он стал высматривать Риту, но ее нигде не было видно. Баянист играл вальс, а никто не танцевал, ибо танкисты после трагического вечера на мельнице в Ельню не приезжали и вместо нормальных, зрелых парней мелькали головы стриженных наголо фэзэошников и редкие лохматые – пожилых вдовцов. Сыч решил подкрасться ближе и в это время ощутил на плечах руки Риты. – Вот ты где, миленький. Обыскалась... И, развернув его к себе, стала жадно целовать лицо – как тогда, в общежитии. Но тут же спохватилась, уцепилась в руку жесткими тонкими пальчиками и повлекла за собой. – Скорее, подальше, подальше... Ослепленный светом, он ничего не видел и покорно бежал след в след. В каком-то совсем темном и сыром месте они остановились и Рита резко прижалась к нему, обняла, сцепив за его спиной руки. Он почуял, а точнее, расценил это как радость и ее тоску. – Как ты возмужал, Сыч! – искренне изумилась она. – И стал такой красивый... Все, что он успел забыть с той памятной ночи в общежитии, возникло вновь и вырвалось наружу. – Пойдем куда-нибудь дальше... – Зачем? И здесь хорошо... – Под ногами хлюпает, вода... – Ну и что? – легкомысленно спросила она. Сыч взял ее под руку и теперь повел сам, натыкаясь еще на деревья, но уже приглядываясь к темноте. – Надо же, ты уже ничего не боишься, мальчик, – отчего-то грустно произнесла она. – А кого бояться? – Меня. Наконец он различил, что находится в сухом сосновом бору, где горожане собирали грибы, и остановился. – Вот здесь хорошо... – Как ты вырос! – Рита снова прижалась к нему. – Выше меня стал... Сыч взял ее за плечи, по-мужски крепко поцеловал и прислонился щекой к губам. – И целоваться научился... А какой колючий! Он не знал, что делать дальше, и только сжимал ее руками, чувствуя ломоту в суставах. – Задавишь ведь, Сыч... Сколько силы в тебе! Лицо ее засветилось, и он увидел, что Рита улыбается, как тогда, на берегу мельничного омута – неестественно, вымученно, словно гримасничала от какой-то внутренней боли. А дыхание ее стало сладковато-дурманящим... Он приподнял Риту и хотел положить на сырую землю, но она вдруг резко вывернулась из рук, отскочила. – Нет, мальчик! Ничего не будет! – Давай найдем место. – Он пытался обнять – выскальзывала. – Где сухо и хорошо... – Даже не думай! – Почему? – Потому что не боишься меня. – Тебе нравится, когда боятся? – О! Как ты мне нравился, когда боялся! Когда трепетал! – И сейчас боюсь! – Тебе страшно? – Страшно... – Сейчас проверим. – Она перестала уходить от его рук, призывно зашептала: – Потрогай мою грудь... Сыч запустил горячую руку под вырез платья, и вмиг закружилась голова. Рита опять ловко вывернулась и отскочила. – Видишь, какой смелый стал! Ничего не получишь! – Но почему? – Губы онемели, мысли стали сбивчивыми. – Мать хочет отправить меня к дяде в Катайск. Чтоб я учился... Я скоро уеду! – И правильно хочет! Тебе рано жениться, выучись сначала, получи профессию, в армии послужи. – Но это так долго... – А что ты хотел? Женилка у тебя выросла, но сам еще мал... – Рита!.. – Я тебя ждать буду. – Не приближаясь, она прислонила голову к его груди. – Пока ты не созреешь... Честно ждать буду. В монахиню превращусь, на парней не взгляну и на танцы больше ходить не буду. Никогда. Потому что люблю тебя! Сама не ожидала, хотела поиграть с тобой... – И прокричала в темной тишине, как ночная птица: – Мне и свет не мил, Сыч! И потом долго молчала, усмиряя буйное, надорванное дыхание. А он дождался, когда Рита замрет, и осторожно, словно эту птицу ловил, положил одну руку на талию, затем вторую и, смелея, притянул к себе. – Не знаю, на что надеюсь. А хочется! – Она словно не заметила его движения. – Езжай в Катайск, как мама сказала. Учись, служи... Только не обмани меня! А обманешь – приду к Сычиному Гнезду и утоплюсь. Помнишь тот омут на мельнице? – Помню, – деревянными губами произнес он и прижал ее еще крепче. – Все помню... Но ты однажды изменила мне! – Я тебе изменила?! – А как же тот парень, фронтовик, которого на мельнице убили? Она засмеялась, но наигранно, не по-настоящему. – Глупый... Я же понимала, ты еще мальчишка. И хотела отогнать, чтоб не мучился понапрасну. – Но ведь ты же целовалась с ним! И спала... – Спала! – с вызовом призналась она. – Ну и что? Ты ревнуешь? А его ведь на свете нет! – Все равно... Она замерла и похолодела. – Вот что, Сыч... Если любишь меня – все простишь. А если нет – я уйду... и больше никогда-никогда меня не увидишь. – Я тебя люблю. – Тогда больше не вспоминай мне прошлого. Никогда-никогда. – Не буду. – Поклянись! – Честное комсомольское... – Что? – Рита засмеялась. – Ах ты, комсомолец мой! Поклянись матерью! – Клянусь, – выдавил он, не совсем еще понимая, чем клянется. Она как-то враз потеплела, и он уловил манящий запах ее дыхания. – Если полюбила тебя, это навечно, Сыч. Ты это запомни. Он поцеловал ее в теплые губы и ощутил внезапный жар, словно от простуды, но Рита мгновенно почувствовала это и вырвалась из рук – платье было шелковое, скользкое, как язык в глазу. |