Онлайн книга «Игры с хищником»
|
Все как-то получалось само собой – должно быть, директор школы знал, что говорил, и в кадрах многое решает фотография: должность ему предложили сразу же ответственную, секретаря парткома на крупном столичном заводе. И отправили на двухнедельные курсы при Совпартшколе – время позволяло, как раз столько же оставалось до регистрации брака и свадьбы. Еще не отвыкший от учебы, он вновь сел за парту, с полным убеждением, что может сам всего достигнуть, и тут произошло то, чего он даже предположить не мог. После нескольких дней занятий в аудиторию вошла Ольга Максимовна. Она, как всегда, небрежно бросила журнал на стол и, не удостоив слушателей взглядом, заявила: – Я прочитаю вам краткий курс по психологии. Прошу слушать меня внимательно и вести конспекты. Зачеты буду принимать строго. Сыч сразу же понял, что это сказано лично ему. Два часа без перерыва, гипнотизируя своим манящим, поэтическим голосом, не рассказывала, а пела о тайнах человеческой сущности. Сыч ничего не записывал, сидел и взирал на нее неотрывно, как зачарованный. А она даже ни разу на него не посмотрела, да и вообще вряд ли кого-то замечала в аудитории. Кажется, партийных работников тоже не любила, как и военных. После окончания лекции Сыч остался сидеть в прежней позе, словно после хорошего кино, когда хочется продолжения. Ольга Максимовна подождала, когда слушатели покинут помещение, оторвалась от журнала и сняла очки. – Вот мы и встретились, Сережа. А он в этот миг вспомнил слова генерала Сытова – от судьбы не увернешься... Она же медленно встала, словно демонстрируя свою изящную, совершенную фигуру, приблизилась к нему и погладила седые вихры, стоящие почему-то дыбом. На какой-то миг возникла мысль, что его скорое и благополучное разрешение проблем с работой и жильем устроено с ее помощью, но эта мимолетная догадка тут же и растворилась. В тот момент он испытал странное, незнакомое ощущение, которое потом никогда не повторялось: будто вся его разноцветная, петлистая, однако цельная прошлая жизнь лопнула в один миг, искрошилась и посыпалась, как стекляшки из разбитого калейдоскопа. Нет, все прожитое оставалось в нем, но уже не имело формы или какого-то определенного, ясного рисунка. Даже в эти минуты Сыч помнил о Рите Жулиной, о предстоящей свадьбе, но как-то отвлеченно, словно глядел со стороны на кучу битого стекла. Потому что осыпавшееся пространство уже заполнялось иными, более яркими и манящими цветами. Он тогда не задумывался, что будет потом; превыше всего были чувства и та новорожденная, захлебывающаяся, ежеминутная радость открывающегося бытия – силы, молодости и ожидания какого-то чуда. Несколько раз он словно выныривал из своих чувств, порывался написать письмо или даже поехать в Ельню и все объяснить, но откладывал до следующей недели и дотянул до того, что Рита приехала сама. Она никогда не была в Москве, однако отыскала завод и терпеливо, как когда-то Сыч, дождалась его у проходной. – Ну, здравствуй, жених, – сказала так, словно ни о чем не догадывалась. – Забыл меня? А обещал надолго не оставлять... Несмотря на июньскую жару, она была в цветастой дареной шали и памятном шелковом и уже обветшавшем платье. И смотрела отчего-то жалостно, как бы если он снова заболел. – Я собирался к тебе, Рита... – начал было он, однако она избавила его от всяческих оправданий. – Знаю, все знаю, миленький. Да ты не бойся, не корить тебя приехала – предупредить. – Откуда знаешь? – Нагадала... Выпадает тебе большая дорога, высоко поднимешься. Только счастья не будет. С этой кралей разойдутся у вас пути. Потом еще одна будет, другая... И только на четвертой остановишься. Она и глаза тебе закроет. – Что ты говоришь, Рита? – Что вижу, то и говорю. Ты ведь меня хотел замуж взять и клялся... – Я влюбился, Рита... – Ну и второй раз влюбишься, в третий и четвертый... – Она засмеялась как-то хрипло и незнакомо. – А любить всю жизнь будешь меня одну! Я тем и утешаюсь. Ему же показалось, она заплакала, потому что никогда не видел ее плачущей. – Прости меня... – Да я не плачу! – Она сорвала шаль с головы и встряхнула волосы. – Наоборот, радуюсь за тебя. Но предупредить хочу: не отдавай душу тем, в кого влюбишься. Ни одна за тобой не пойдет до конца. Все свою выгоду будут искать. Он тогда Рите не поверил, поэтому спросил с вызовом: – А если бы ты за меня вышла? Тоже бы искала? – Конечно, – просто ответила она. – Счастья-то с тобой не найдешь. Развернулась и пошла, волоча за собой павловскую шаль и оставляя на земле след, напоминающий битое цветное стекло... Через несколько лет, когда улеглись юные страсти и семейная жизнь была опробована со всех ее сторон, он стал приглядываться к Ольге и искать ответ – почему она? Почему не другая? Умом понять не мог, но однажды узрел чувствами: ее внутренняя суть и некая неуловимая внешняя напоминали Риту Жулину! Они не были похожи совершенно, тем более по нраву, по манере поведения. Но сходство было потрясающим, и Сыч понял, что фабричная девчонка, став его первой женщиной, чарами своими заложила в его подсознание женский образ, идеал, икону, к которой он будет стремиться всю жизнь. Изумленный этим открытием, он стал приглядываться к жене, изучать совсем мелкие детали ее характера в самые разные моменты, и сходство их проявлялось все больше. Сыч стал замечать ее строгость на людях и легкую, непроизвольную распущенность, когда их нет, и это выглядело нормально, естественно и даже ему нравилось, потому что так вела себя Рита. Потом обнаружилось, что Ольга как-то игриво и нежно относится к студентам-первокурсникам, мальчикам со школьной скамьи. Однажды она ненароком призналась в этом и объяснила почему – они были чистыми, непорочными, и если влюблялись, то искренне, с первозданными чувствами. Это сходство с Ритой притягивало его к жене и одновременно отторгало, ибо в памяти было живо событие, как старшина-танкист застрелил из-за нее такого же, как он, фронтовика из Ельни. И Сыч подспудно ждал чего-нибудь подобного – просто так это не закончится. Он тогда работал уже секретарем райкома партии, был занят с утра до ночи и, думая о жене, чувствовал, как поднимаются в душе клубы едкой, кислотной ревности. И ревность эта возникала не случайно: сначала он увидел юношу-первокурсника у себя в квартире, а они жили в высотке, – будто бы тот сдавал зачет. Потом несколько раз замечал его же в дворе, а однажды встретил их, гуляющих под падающим снегом, – шли от метро к дому, под ручку, прижавшись плечами. Ольга ни на мгновение не смутилась, стряхнула снег с шапки юноши, поблагодарила, велела ехать домой, а сама перехватила под руку Сыча и пошла дальше как ни в чем не бывало. Этой своей простотой отношений Ольга обезоруживала его: в самом деле, не устраивать же сцену ревности из-за мальчишки, из-за того, что он проводил ее до дома. Но и молчать не мог, поскольку еще слишком хорошо помнил себя в положении этого первокурсника. И однажды сказал: |