Онлайн книга «Я - необитаемый остров»
|
– Спокойно, спокойно, малыш, – Леха испугался и начал меня оттаскивать от двери. – Да пусти ты! Дай телефон, вызовем кого-нибудь! Я схватила трубку и начала набирать Юру. Ну конечно, а кого еще? Когда плохо, в голове только одна мысль – позвонить любимому человеку, покричать, пожаловаться, порыдать, – он непременно что-нибудь придумает, решит, организует и спасет меня от всех напастей земных. – Юра, караул! – заорала я. – Тут ужас-ужас, я не знаю, что мне делать… В этот момент Леха зажал мне рот и показал на дверь и на свое ухо. Я прижалась к ней и услышала шорох. В этот момент Юра, видно с перепугу, заорал мне в ухо: – Наташа, что происходит? Алле! Что случилось? С тобой все нормально? – Да, да, – я зашептала в трубку. – Я перезвоню, все хорошо со мной, жива-здорова. – А где псих твой волосатый? Не любит он Родиона. – Пока не знаю. Перезвоню попозже, ладно? – Давай, – буркнул недовольно Юрик. Леша позвонил и закрыл ладошкой глазок. Потом позвонил еще несколько раз. После нечетких звуков и щелчков, дверь, наконец, открылась и на площадку высунулась опухшая морда Родиона. Мы тут же запихали его в квартиру и просочились сами. Господи, слава богу, что Леша со мной поехал. – А… – Родион вытаращил глаза и не смог сказать ничего больше. – Ты чего? Ты как? – мы набросились на него и потащили в комнату на свет. – Да отстаньте вы… – начал отбрыкиваться он. В комнате он с трудом отлепил от себя наши пальцы и, обессиленный, упал на диван. Я огляделась. К удивлению моему, под диким бардаком угадывалась приличная квартира. С прекрасным ремонтом. С отличной мебелью. Ну, не красное дерево, но очень прилично. Все это было покрыто толстым слоем шмоток и объедков. Не удивлюсь, если в ванной окажется здоровенная джакузи с гидромассажем, наполненная окурками. На столе – единственном месте, где царил хоть какой-то порядок, – стоял великолепнейший компьютер. Я подошла и пошевелила мышкой – спящий экран сразу загорелся и показал мне совершенно невообразимое чудовище черного цвета, местами смахивающее на кошку. Чудовище тащило за собой русские сани в диком хайтековском варианте. В санях оказались фигуры людей самой разнообразной расовой принадлежности. Их в основном выдавали орудия производства: каменный топор, электродрель, гаечный ключ. На небе светило коричневато-золотистое солнце. Снег золотыми искрами отражал его свет. Морда чудовища выражала доброжелательную снисходительность и легкое презрение. И даже некоторую иронию. Ирония совершенно явственно читалась в коричневых глазах, образующих некую художественно-логическую связь с солнцем. Вообще выглядело это так, словно кошка знала чего-то, чего не знаем и, возможно, никогда не узнаем мы. С художественной точки зрения картинка была абсолютно гармоничной и невообразимо прекрасной. Хотелось смотреть на нее, не отрываясь. Тем не менее психически здоровый человек, как мне кажется, нарисовать ее не мог. – Чья? – с надеждой в голосе спросила я зевающего дизайнера. – Моя! – гордо ответил он, руша надежду на выздоровление. – Круто? Полистай, там еще штук двадцать. Я полистала. Некоторые были еще круче. Кошки присутствовали везде. – Ну, ладно. – Я села на стул. – Ты здоров? – Да… – удивился он вопросу. – А на работу почему не ходишь? – Занят. Родион подошел ко мне, взял мышку и начал открывать какие-то файлы и папки, приговаривая: – Сейчас еще покажу, подожди, вот тут, ага… Я просто взяла и задрала рукав на руке, которая вдруг оказалась на уровне моих глаз. Без предисловий. Он дернулся, но я в его руку уже вцепилась и вену разглядела. И ничего там не нашла. – Ты чего? – Родион растерялся. – Ну, мало ли чего. Он задрал другой рукав, продемонстрировал другую руку и сел обратно на диван с перекошенным лицом. Он окончательно проснулся, и глаза у него тоже оказались совершенно ясные и нормальные. Я на всякий случай огляделась еще – в поисках признаков наркоманского притона. Не знаю, что я ожидала увидеть, может, кокаиновые дорожки? Или кучи окровавленных шприцев? В общем, ничего такого не обнаружилось. Мусор – да. У меня, если домработница пару недель не придет, будет так же. Родион проследил за всеми моими взглядами, посмотрел на офигевшего Лешу и покрутил пальцем у виска. – А я тебе что говорил? – возрадовался тот. – А какого хрена ты на работу не ходишь? – заорала я. – У меня несчастье, – грустно произнес Родион. – Даже горе. – Какое? – Кошка умерла, – и он вдруг заплакал, клянусь! Понастоящему. Сотрясаясь от рыданий. Вздрагивая плечами. Кошмар. Не прерывая плача, Родион махнул в сторону окна, на картину висящую там. Поскольку напротив света оказалось ничего не видно, я встала и подошла поближе. Это оказалась не картина. Фотография кошки в рамке с черной траурной ленточкой. Тут мои нервы не выдержали, и я тоже разревелась. Терпеть не могу плакать при подчиненных. Ну и денек! Ну, хорошо, может, он не наркоман, а просто шизофреник. Это не намного лучше, но все равно все усложняет. – Ты понимаешь, – Родион вытер слезы, – я тринадцать лет с ней вместе. Я еще когда подростком был, все секреты ей рассказывал. Даже онанизмом при ней занимался. А потом и сексом. Она была маленьким котеночком сначала, ее пацаны положили в пакет пластиковый и били об стену. Я отобрал и спас. У нее почти все было сломано, только хвост один – в шести местах. Она рожать не могла потом, но была очень веселая. И добрая. У меня девушки менялись, места жительства, работы, а кошка всегда со мной была. И вот умерла. Я разревелась еще сильнее. Мне вдруг стало жалко кошку и Родиона. И себя. – От чего она умерла? – Ни от чего. От старости. – Как ее звали? – Мухомор. – Почему… Мухомор? – Я сначала думал, что она мальчик, а потом, уже через пару месяцев, когда выяснилось, что девочка, поздно было менять имя. Привыкла. – Аа. А что, она пятнистой была? – Да нет, почему? – удивился Родион. – Черной. Действительно, чего это я? – Тебе чем-то помочь? – Да нет. Я похоронил ее. Поспал. Напился. Потом захотел ее порисовать. И как-то забыл про время совсем, извини. Увлекся. Я приду завтра, ладно? – Ладно. А, ладно. Сейчас половина учредителей будет орать, что таких сотрудников увольнять надо и все такое прочее. Сотрудники тоже обидятся – как же так, они себе такого не позволяют, ужас-ужас. Особенно всякие правильные корректоры обозлятся. Они всю жизнь по секундной стрелке на работу приходят, а тут такое. Правы они, вообще-то. Да и хрен с ними! И их правотой. |