
Онлайн книга «В одежде человека»
— Я так и собирался лететь, — сказал пеликан, — но вместе с тобой. — У меня же нет крыльев. — Зато у меня есть. Они большие, дорога не очень дальняя, думаю, двоих они выдержат. Ты легкий, а я выносливый. Эмиль засомневался. — А если у тебя не хватит сил и мы упадем? — Давай попробуем. Так мы скорее доберемся, а то я уже соскучился по морю и по всем моим родным. И они полетели, хотя, конечно, Эмиль с ранцем был далеко не пушинка. Пеликан с мальчиком на спине не мог парить, ему приходилось часто махать крыльями и на всякий случай лететь над самой землей. Сначала Эмилю было страшно, но вскоре он привык, и ему даже понравилось. Свежий морской ветер бил в лицо, лес под ними колыхался, как трава. День уже был в самом разгаре, когда они наконец добрались до побережья. Это был самый юг страны, дальше расстилалось море, а за морем уже другие страны. На море дул прохладный ветер. Море было неспокойным и пепельно-серым. Между желтеющими вдали островами открывался горизонт. Эмиль читал о горизонте и даже видел картинки, но это был настоящий горизонт. В детстве Эмилю казалось, что «горизонт» — это что-то невероятно большое. Теперь у него прямо перед глазами была тонкая воображаемая линия, которая отделяет землю от неба. Ему стало холодно. — Вот оттуда мы пришли, — сказал пеликан и указал крылом на линию горизонта. — Придет день, и мы туда вернемся. Мы дети умеренного климата. — А мне можно с вами? — спросил Эмиль. Ему очень не хотелось уходить отсюда одному. — Ведь человек всему может научиться, даже жить, как птицы. Он умоляюще смотрел на друга. Пеликан смотрел на море и молчал. — Я привыкну есть сырую рыбу, не такая уж она и противная на вкус, — добавил Эмиль, но уже с меньшей уверенностью. — На юге море, наверное, всегда теплое. Здорово было бы поиграть на мелководье, когда встает солнце. Голос Эмиля становился все тише и тише. Стало слышно, как плещутся волны и как кричат чайки, парившие над морем. Пеликан покачал головой, и кудрявые перья на макушке закачались в такт. — Как птица и как человек говорю тебе: не выйдет. Никто не знает этого лучше меня. Я попробовал стать человеком, не получилось. Теперь я попытаюсь снова стать птицей, но не уверен, что смогу. Мне придется так много всего забыть. Вы, люди, говорите, что у каждого свой крест. Мой крест — птичий, и я должен быть птицей. А твой крест — быть человеком, так будь им! Было холодно, но Эмиль все равно снял ботинки. Они пошли вдоль берега, оставляя на мокром песке две цепочки следов: лап пеликана и босых ног мальчика. Жаль только, что набежавшая волна их смывала. — Человек не может жить без одежды и обуви, без книг, картин и иллюзий. Ему нужно общение и тепло. Ему нужны магазины, кинотеатры и университеты. Ему нужны врачи и священники. Здесь ничего этого нет. Только соленая вода, воздух, песок и камни. Так уж устроен человек. Он такой непредсказуемый, что меня порой охватывает ужас. Но я больше не завидую ему, нет. Я оставляю человеку «Волшебную флейту», потому что знаю: ему она гораздо нужнее. Ветер взъерошил волосы Эмиля и перья на голове пеликана. Он указал на море, на едва заметный вдалеке берег. — Я полечу туда, — сказал он. — Где-то там живет моя семья. А тебе пора возвращаться. — В город? Этот вопрос был лишним. Эмиль оглянулся назад и посмотрел туда, откуда они пришли. Где-то там возвышались башни его города, тянулись вверх трубы заводов. Их не было видно, но небо в той стороне всегда было дымным, словно в серых тучах. — А ты будешь здесь в следующее воскресенье, если я приду тебя навестить? — В следующее воскресенье и следующим летом ты придешь сюда вместе с Эльзой. Вы возьмете с собой плед, корзину с продуктами и бинокль. Вы будете пить кофе и лимонад, плавать наперегонки в море и наблюдать в бинокль за птицами. — И тогда мы увидим тебя, да? — перебил его Эмиль. — Вполне возможно, что вы увидите и меня, если мы все еще будем здесь. Увидите вместе с моей семьей, моими друзьями, моей стаей. — Но откуда я узнаю, что это ты? Ведь все пеликаны очень похожи друг на друга. — Я подам тебе знак. — Какой? Пеликан поднял голову и издал глухой хрипящий звук. — Но разве не так кричат все пеликаны? — Эмиль чуть не заплакал. — Как я узнаю, что это именно ты? — Да, я похож на других пеликанов, а другие пеликаны похожи на меня. Прости, но это все, что я могу тебе сказать. — Понимаю, — вздохнул Эмиль, хотя ничего не понял. Помолчав, он сказал: — Но ты ведь все равно не такой, как другие. Ты носил костюм, жил в городе. Ты умеешь читать и писать, даже поднимать шляпу, когда здороваешься. Ты пел в опере, изучал науки, знаешь, что такое теория эволюции и органическая химия. — Мне придется все забыть. — Даже буквы? — Даже буквы. — Значит, я зря тебя учил? — мрачно проговорил Эмиль. Пеликан похлопал его крылом по плечу. — Ну и что, что зря. Ведь нам было весело вместе. Тем более, я ведь их все-таки выучил. — Но теперь ты хочешь все забыть. — Я должен. Иначе я не смогу быть птицей. Мне надо забыть куда более сложные вещи, например, то, что на свете есть смерть. Я должен снова стать бессмертным. — Я не понимаю. — Животное бессмертно, потому что оно не знает, что умрет. Только человек смертен. Я снова стану птицей, и у меня начнется новая бесконечная жизнь. А та жизнь, которую я прожил в городе вместе с тобой, моя человеческая жизнь, закончится. — Навсегда? — Навсегда. Даже если я когда-нибудь вернусь, это буду уже не я, понимаешь? Тот, кто возвращается, всегда другой, не такой, каким он был раньше, до ухода. Но Эмиль думал о другом: — И меня ты тоже забудешь, да? — Да. — А вот я тебя никогда не забуду. — Ты — человек, и твоя задача — помнить. Человек, которым я был, умрет, а мертвые забывают обо всем. И буквы, и целую жизнь. Но ведь жизнь от этого не становится бессмысленной. — Нет, становится, — грустно сказал Эмиль. — Ну, уж если все бессмысленно, то нет смысла и грустить об этом. Ну-ка, улыбнись! — приказал пеликан. Но Эмиль не мог поднять глаз и только разгребал ногой песок. Тогда пеликан снова повторил: — А ну-ка, улыбнись! — произнес он так строго, что Эмиль не мог не подчиниться. — Я должен лететь, — сказал пеликан. — Да и тебе пора возвращаться. — До свидания, — с трудом произнес Эмиль. Он и не предполагал, что расставание может быть таким тяжелым. |