Книга Дар божий. Соперницы, страница 21 – Ольга Дремова

— Что ты, я же только что от себя. Уходила — всё погасила. Откуда? — уверенно возразила та.

— Накинь что-нибудь, пойдем выскочим на улицу, разузнаем, что там есть.

Наталья, сгорая от любопытства, согласно кивнула. Обе женщины выбежали в прихожую, схватили первые попавшиеся куртки и, не дожидаясь лифта, ринулись вниз. На первых этажах дыма ещё не было, и если бы не пожарные машины, то догадаться, что в доме происходит что-то необычное, пожалуй, было бы невозможно. Выскочив из подъезда, они на всякий случай отбежали подальше, мало ли что может упасть сверху.

Подняв голову к тем окнам, которые были охвачены пламенем, Евдокимова чуть не лишилась сознания. Горела её квартира. Все три окна полыхали пламенем, вырывавшимся гигантскими огненными кусками. Огромные столбы чёрного густого дыма заворачивались воронками и устремлялись в высоту, но ветер подхватывал их и укладывал то в одну, то в другую сторону. Закопчённые окна таращились на улицу пустыми глазницами вылетевших стёкол, языки огня были настолько велики, что, беспорядочными хвостами вырываясь наружу, уже лизали подошвы балкона следующего этажа.

— Да как же это?! — во весь голос завыла Евдокимова, опускаясь на ледяную землю, слегка прикрытую тонкой крупой снега. — Что же это такое?! Ну почему я?!

— Святый Боже, горе-то какое. — Крюкова, прикрывая рот краем большого цветастого платка, накинутого на плечи, готова была заплакать от испуга и жалости к подруге. — Милая ты моя Наташенька, да за что же тебе это всё? Как же ты теперь?

Седые пряди её волос выбились из-под платка. Она старалась заправить их на место, но руки, не слушаясь, дрожали, и пряди выбивались снова. Встав на колени рядом с рыдающей во всё горло Натальей, Зинаида хотела помочь ей встать, но тело подруги было неподъёмным и непослушным.

— Ты всё перепутал, это должна была быть не я, слышишь, не я!!! — кричала Евдокимова во всё горло, судорожно запрокидывая голову вверх и беспорядочно тряся сжатыми кулаками. По её лицу ручьями катились слёзы, накидывая на глаза красноватую неровную сетку лопнувших сосудов.

Налетевший неизвестно откуда ветер яростно рванул языки пламени, и они, качнувшись, взвились в высоту, сбросив вниз каскад ослепительных искр. Евдокимова закрыла глаза и навзрыд рассмеялась. Какая дикая, какая невероятная случайность! Побоявшись перегнуться через перила основательно, она промахнулась, и сигарета, подхваченная безликим ветром, пролетела мимо балкона Анастасии, угодив на её собственный. Евдокимова смеялась всё громче и громче, издавая стоны, похожие на хрипы израненного животного. Замёрзшими руками она колотила по застывшей земле, царапая их в кровь и не замечая боли. На лицо рваными клоками спадали спутанные мокрые пряди волос. Грязными, испачканными в истоптанной мерзлоте ладонями она проводила по щекам, пытаясь вытереть слёзы, струящиеся бесконечными потоками.

— Будь ты проклят, — вдруг прохрипела она. Зинаида Марковна, стоявшая рядом на коленях и державшая её за локоть, вдруг с ужасом увидела, что глаза Евдокимовой с вызовом смотрят в горбатое мартовское небо.

* * *

С Нового года в школе появился учитель физкультуры. Высокий, стройный, широкоплечий, он сразу сразил наповал всю женскую половину без исключения. Мужская половина отреагировала на его появление неоднозначно. Одни старались его игнорировать: глядя на ослепительную улыбку и рельефные мышцы, они прятали завистливые взгляды под презрительно сжатыми губами и, пожимая плечами, натянуто посмеивались вслед. Другие, особенно малыши, любовались преподавателем откровенно, не скрывая своего восхищения и наивного детского восторга. Отношение было разным, но одно можно было сказать точно: все родители маленьких спортсменов знали, какой замечательный человек — новый учитель, какой он улыбчивый, добрый и интересный.

Слушая восторженную Гришкину трескотню за ужином, Маришка и Лев улыбались, переглядываясь между собой и радуясь, что наконец-то в школе появился человек, способный привить малышам любовь к спорту.

— Мамочка, он тако-о-ой! — округлил глаза Гришка. — Ты даже не представляешь, какой! Сегодня мы лазили по канатам, и он сказал, что я самый лучший в классе, понимаешь, самый-самый!

— А тебе он не сказал ничего? — Лев взглянул на Андрейку, ковыряющего в тарелке сочную сардельку.

— Почему же, мне он сказал то же самое, что и Грине, — неохотно откликнулся тот.

— Почему же тогда ты не расскажешь нам с мамой обо всём этом сам? — насторожился Лев. Ему не понравился ответ Андрейки, было в его тоне что-то такое, что настораживало.

— Так вам же Гришка всё вытряхнул ещё с самого порога, а теперь повторяет, наверное, на тот случай, если вы не запомнили, — откликнулся Андрейка, но глаз от тарелки так и не поднял.

— Он не хочет об этом говорить, — вдруг сказал Гришка, но, посмотрев на брата, тут же прикусил язык.

— Почему? — Вороновский посмотрел на Андрея внимательно, ожидая разъяснений, но тот неожиданно отодвинул тарелку.

— Я наелся, мам, спасибо. Можно мне идти?

— На здоровье, — автоматически отозвалась Маришка, глядя, как Андрейка встаёт и уходит в детскую.

— Может быть, ты объяснишь, что это означает? — Вороновский посмотрел на Гришку, но тот, втянув голову в плечи, отрицательно покачал головой. — Почему Андрей не стал с нами разговаривать, что-то случилось в школе?

— Я не знаю, — опустил глаза тот, и Маришка со Львом поняли, что от Гришки добиться ничего не удастся.

— Странная история, — задумчиво проговорил Лев, когда мальчишки уже погасили свет и легли спать.

Вороновские сидели в большой комнате. О чём-то вещал телевизионный ящик, рассказывая в очередной раз о свалившихся на людей бедах, но сегодня он старался абсолютно зря: слушать его никто не собирался. Щёлкнув кнопкой, Лев повернулся к Маришке и в полнейшей тишине, повисшей в комнате, спросил:

— Может быть, ты мне что-то прояснишь, что происходит с ребёнком?

— Знаешь, я тоже многого не понимаю, но это каким-то образом связано с новым учителем физкультуры.

— Интересно получается, — растерялся на мгновение Лев, — и каким же образом?

— Как только разговор заходит о нём, Гришка расцветает и тут же начинает нести всякую околесицу, а Андрей мрачнеет, замыкается и отказывается говорить о нём наотрез.

— Что бы всё это значило? — поразился Лев.

— Я сначала думала, что, может быть, Андрея кто-то обидел в школе, но он мне прямо заявил, что его никто не обижал. Знаешь, Лев, у меня есть кое-какие соображения на этот счёт, но не могу утверждать, что это не плод моей фантазии.

— Поделись.

— Несколько дней назад, когда ты был на ночном дежурстве, значит, когда это было?

— В прошлую пятницу? — подсказал Лев.

— Наверное да, потому что на улице погода была совсем плохая, лыж не было, и мальчишки занимались физкультурой в зале. Да, наверное, это в пятницу и было.