Книга Любовник смерти, страница 77 – Борис Акунин

— Не та, которая Отец, Сын и Святой Дух, — улыбнулся Эраст Петрович, — а церковь Троицы что в Серебряниках. Мы находимся как раз под её фундаментом, я проверил по историческому плану Москвы. Когда-то здесь находились постройки государева Денежного двора.

— Брешет, — качнул головой Упырь. — Не может Троица просесть, она каменная.

Вместо ответа инженер громко хлопнул в ладоши — куча земли и щебня, которой была завалена дверь, дрогнула, и с её верхушки посыпались камни.

— А! — подавился криком Скорик и сам себе зажал ладонью рот.

Но остальные его не услышали — не до того было. Кто испуганно заозирался, кто втянул голову в плечи, а пристав, тот даже прикрыл руками голову.

Смерть оглянулась на Сеньку, впервые за всё время. Легонько толкнула пальцами в лоб и шепнула:

— Не бойся, всё устроится.

Он хотел ответить: никто и не боится, но не успел — она снова отвернулась.

Эраст Петрович подождал, пока пауки перестанут дёргаться, и сказал громко, внушительно:

— Прежде чем определится, кто из нас выйдет отсюда живым, предлагаю высыпать пули на пол. Один случайный выстрел, и победителей не будет.

— Дельное предложение, — откликнулся первым Будочник.

Его поддержал Очко:

— Согласен. Пуля, как известно, дура.

Ещё бы! Этим двоим револьвер без надобности, а у Очка его, поди, и вовсе не было.

Яростно сощурив глаза, Князь процедил:

— Я и зубами глотку выгрызу. — И, откинув барабан, высыпал пули.

Упырь пожался немного, но с верхушки оползня скатилось ещё несколько камешков, и он решился — последовал примеру своего лютейшего врага.

Приставу расставаться с “кольтом” очень не хотелось. Он затравленно оглянулся на выход — видно, подумал, не дать ли деру, но там стоял Эраст Петрович.

— А ну, ваше собакородие… — Будочник приставил начальнику револьвер прямо ко лбу. — Делай, чего велено!

Полковник попробовал открыть барабан, но у него тряслись руки. Тогда он просто откинул револьвер в сторону — тот лязгнул об пол, малость покрутился и застыл.

Последним избавился от пуль Будочник.

— Так-то лучше, — крякнул он, засучивая рукава. — От пукалок этих одна морока. Нут-ко, померяемся, кто кого. Только тихо! Кто орать будет — тому первому смерть.

Князь вытянул из кармана кастет. Очко отошёл к стене, тряхнул кистью — у него между пальцами блестящей рыбкой замельтешил клинок. Упырь нагнулся, взял из груды серебряный прут, пару раз махнул, со свистом рассекая воздух. Даже пристав оказался не прост. Отбежал в угол, щёлкнул чем-то, и из кулака у него выпрыгнула узкая полоска стали — тот самый ножик, которым он в участке яблоко резал.

Инженер же просто двинулся вперёд, пружинисто ступая на чуть согнутых ногах. Ай да Эраст Петрович, голова-палата, ловко всё обернул. Ну он им покажет, предвкушающе потёр ладони Сенька. Как пойдёт руками-ногами молотить, по всей японской науке!

Скорик тронул Смерть за плечо: гляди, мол, чего сейчас будет. А она говорит:

— Ах, как хорошо всё выходит, будто по молитве. Пусти-ка, Сенечка.

Повернулась, быстро поцеловала его в висок и выбежала на середину каморы.

— А вот и я, ваша Смерть! Легка на помине.

Нагнувшись, подцепила с пола брошенный приставом револьвер, взялась за него обеими руками, щёлкнула курком.

— Спасибо вам, Эраст Петрович, — сказала она остолбеневшему инженеру. — Вы очень хорошо придумали. Идите себе, вы здесь больше не нужны. Уводите Сеню, да поживей. А вы, любовнички мои ненаглядные, — обернулась она к остальным, — тут, со мной, останетесь.

Князь, зарычав, кинулся было к ней, но Смерть подняла дуло к потолку.

— Стой, выстрелю! Думаешь, побоюсь?

Уж на что Князь храбрец, и то попятился — вот как убедительно она крикнула.

— Не нужно этого! — опомнился господин Неймлес. — Прошу вас, уходите! Вы только всё испортите.

Она мотнула головой, сверкнула глазищами.

— Ну уж нет! Как же я уйду, если мне такая милость от Господа? Всегда боялась — буду неживая в гробу лежать, а все смотреть станут. Теперь никто меня мёртвую не увидит, и хоронить не надо. Земля-матушка прикроет.

Сенька увидел, как Будочник, мелко переступая, боком-боком двинулся к Упырю и Князю, зашептал им что-то. А Эраст Петрович на них не смотрел, только на Смерть.

— Вам незачем умирать! — крикнул он. — Что вы вбили себе в…

— Давай! — выдохнул Будочник, и все трое — он, Князь и Упырь — кинулись на инженера.

Городовой налетел на него всей своей тушей, прижал к стене, ухватил за запястья и растянул Эрасту Петровичу руки крестом.

— Ноги! — прохрипел Будочник. — Он лягаться мастер!

Князь и Упырь присели на корточки, схватили господина Неймлеса за ноги. Он задёргался, будто рыба на крючке, а вырваться не может.

— Пустите его! — вскрикнула Смерть и наставила револьвер, но стрелять не стала.

— Эй, очкастый, отбери у ней оружию! — приказал городовой.

Очко двинулся прямо на Смерть, вкрадчиво приговаривая:

— Верни, жестокая, молю, младой любви залог священный.

Она повернулась к валету.

— Не подходи. Убью!

Но тонкие руки, сжимавшие револьвер, дрожали.

— Стреляйте в него! Не бойтесь! — отчаянно крикнул Эраст Петрович, пытаясь вырваться.

Но могучие лапищи Будочника держали его крепко, да и скорченные Упырь с Князем, хоть и злобно щерились друг на друга, но пленника не выпускали.

— Чёртов болван, стойте! — взвыл пристав. — Она выстрелит! Вы всех нас погубите!

Тонкие губы валета расползлись в улыбке:

— Сами вы болван. Мадемуазель не выстрелит, пожалеет красавца-брюнета. Это, пёс легавый, называется любовь.

Внезапно он сделал два быстрых, широких шага, вырвал у Смерти “кольт” и отбросил его подальше — к самому выходу, после чего спокойно сказал:

— А теперь кончайте умника, можно.

— Чем, зубами, что ли? — просипел побагровевший от натуги Будочник. — Здоровый черт, еле держим.