Книга Stalingrad, станция метро, страница 102 – Виктория Платова

…У «La Plage» царит оживление. Из подогнанного ко входу микроавтобуса страшно молодые люди вытаскивают аппаратуру, кофры, свернутые кабели.

— Что здесь происходит? — спрашивает Тэ.Тэ. У портье на правах старой знакомой.

— Второе пришествие, — лаконично сообщает он. — Приехала сумасшедшая съемочная группа. Съемочные группы все сумасшедшие, но эта — особенно. Вы бы видели их режиссера. Настоящий сатана! Уже успел поругаться с управляющим, а ведь мы пустили их только потому, что сейчас мертвый сезон. Можно сказать — из милости. Вот когда в Довиль приехала съемочная группа Лелюша, они вели себя гораздо приличнее. И сняли великую картину! А от этих только вонь, шум и сломанная мебель… А вдруг занавеси подожгут?

— Может быть, еще не подожгут? — высказывает робкое предположение Тэ.Тэ.

— Будем молиться.

…В пылу обсуждения приезда съемочной группы и ее возможных будущих бесчинств она так и не спросила у портье о старом «Liola». Но теперь это и неважно. Завтра утром она уедет в Шербур, город документально подтвержденных «Шербурских зонтиков». Катрин Денев существует так же, как существовал Жак Деми, режиссер. О нем и о его картинах можно прочесть в любой киноэнциклопедии. В Левином блокноте, одном из пятидесяти.

В одном из пятидесяти — наверняка.

В Шербуре все станет на свои места, Тэ.Тэ. твердо в этом убеждена.

С этим убеждением она садится на следующее утро в свой белый «Форд мустанг». Единственное, что ей нужно еще сделать в этом городе — попрощаться с Иржи и его эксцентричным баром. Тэ.Тэ. уже готова тронуться с места, когда кто-то начинает, как ненормальный, колотить в стекло пассажирской двери и в лобовое стекло одновременно. И истошно кричать на французском.

— Je ne parle pas français, — привычно отвечает Тэ.Тэ., опуская стекло.

— Поговорить, поговорить! — тут же перестраивается на ломаный, совершенно чудовищный английский «кто-то». — Я… поговорить… вас…

— Я уезжаю из города.

— Поговорить, поговорить!

Наконец она сумела разглядеть его. Молодой мужчина лет тридцати, худой, со всклокоченными волосами, в клетчатой рубашке и кожаной жилетке поверх нее. Одежда слишком легкомысленная даже для теплого декабря. На секунду Тэ.Тэ. становится жаль парня.

— Поговорить, поговорить! Десять минут. Пять. Гостиница! Бар! Кафе! Поговорить!

— Хорошо. Садитесь, — Тэ.Тэ. вовсе не улыбается беседовать с ненормальным, но судьба машины заботит ее гораздо больше — еще минута, и ненормальный развалит ее на части.

В полном молчании они добираются до «Liola». Припадок кончился, и парень в жилетке ведет себя смирно, он лишь прижимает к груди матерчатую сумку цвета хаки, — как будто в ней заключены все главные сокровища мира.

Так же молча они занимают места за столиком.

— Привет, Иржи, — Тэ.Тэ. машет чеху рукой, как старому знакомому. — Сегодня я уезжаю. Отправляюсь в Шербур. Кофе, пожалуйста.

— Тогда я сделаю вам несколько бутербродов в дорогу.

— Это было бы великолепно.

Парень, сидящий напротив — удивительный человеческий тип, и почему она сразу этого не заметила? Совсем не красавец — кадыкастый, носатый, большеглазый, с шапкой буйных темных волос, и при этом есть в нем что-то такое… Магнетизм? Наверное. Тэ.Тэ. вполне допускает, что если он скажет ей «останься» — она останется.

И он совсем не смотрит по сторонам (хотя посмотреть есть на что). Похоже, кино нисколько его не интересует.

Пока Тэ.Тэ. пьет свой кофе, парень о чем-то шепчется с Иржи. После чего чех пододвигает стул и присаживается к столику:

— Я буду переводить все, что он скажет.

— Валяйте.

Парень, не сводя глаз с Тэ. Тэ., вынимает из сумки целую кипу листов с текстом и кладет их перед собой.

— Я слушаю, Иржи.

— Его не интересует успех, — кивок в сторону парня. — Его интересует слава. А вас?

Господи! Быть того не может!..

— А меня нет. Интересовала когда-то, но теперь нет. Все закончилось.

— Я сказал ему, что вы русская. А он говорит, что тоже почти русский, потому что живет возле станции метро «Сталинград». Это в Париже.

— Сталинград — это не станция метро. Меньше всего — станция метро.

— Его зовут Робер Аколла. Он режиссер и приехал сюда снимать свой первый фильм. Он увидел вас вчера вечером.

— Где он мог видеть меня вчера вечером?

— В гостинице. Он увидел вас вчера вечером, а ночью позвонил актрисе, которая уже была утверждена на главную роль. В общем, главную роль она играть не будет, — тут Иржи переходит на французский, и Робер оживленно кивает ему.

— Если я правильно понял, он хочет, чтобы главную роль сыграли вы. Это очень важно для него.

Тэ.Тэ. даже не пытается вникнуть в глубинный смысл происходящего (вникнуть в него означало бы сойти с ума, повторить судьбу несчастного Левы). Она просто пытается следовать за фактической стороной вопросов. И ответов тоже.

— Почему именно я?

— Потому что вы оказались здесь и сейчас. Потому что вы русская, очень необычная русская. Очень красивая. И у вас много всякого внутри, он это видит. Вы — то, что ему нужно. Только вы нужны ему.

Робер быстро кивает головой, подтверждая слова, которых не понимает.

— Он готов отдать вам сценарий прямо сейчас. Вы согласны?

Согласна ли она? И что сказал бы преданный Вахмуркой Кржемелек? Да нет, он уже сказал. Написал в своем Молескине, спрятал свой рождественский подарок между Довилем и Шербуром, а она — нашла. Нашла! Не могла не найти, ведь это — Кржемелек, он всегда оставляет подсказки. И сейчас оставил. Сделал это, прежде чем улететь на облачке с разбитой головой.

— Я не актриса. Я сочиняю музыку… Сочиняла… А потом музыка кончилась.

— Он говорит — музыка никогда не кончается. Так же, как любовь. Как жизнь. Он хочет говорить с вами. Много говорить, долго. Вы должны согласиться. Вы согласны?

— Да.

Другого ответа нет, это тот ответ, который хотел услышать Лелюш от Анук, и в конечном счете услышал. Это ответ, который хотел бы услышать Лева, будь он жив. Этот ответ хочет услышать она сама, а заодно и музыку, по которой так скучала все это время.

Ведь музыка и вправду не кончается.

КОНЕЦ