
Онлайн книга «Благородный дом. Роман о Гонконге»
«Ах, Ницца, Кап д'Ай и прованское вино. И милый Линк», — думала она, возвращаясь в люкс, чтобы дождаться его звонка. — Кейси? Слушай, э… — Ах, Линк, как я рада, что ты позвонил, — тут же умышленно перебила она. — Несколько минут тому назад здесь был суперинтендент Армстронг — и я забыла напомнить тебе вчера вечером, чтобы ты позвонил Мартину насчет акций. — Мартин тоже было кодовое слово, обозначавшее «думаю, наш разговор подслушивают». — Я тоже о нем думал. Теперь это не важно. Расскажи, что было. Она рассказала. Он вкратце обрисовал, что произошло. — Остальное дополню, когда приеду. Сейчас я еду в отель. Как тебе этот люкс? — Просто фантастика! Твой называется «Благоухающая весна», мой к нему примыкает, и думаю, что обычно он составляет его часть. Похоже, здесь на каждый люкс по десять боев. Я позвонила в обслуживание, попросила принести кофе и не успела положить трубку, как его уже несут на серебряном подносе. Ванная комната такая просторная, что хоть проводи вечеринку с коктейлями на двадцать человек, есть «комбо» из трех предметов. — Прекрасно. Дождись меня. Она уселась на один из глубоких кожаных диванов в роскошной гостиной и стала ждать, наслаждаясь роскошью. Красивые шкафы из китайского лака с выдвижными ящиками, в алькове — зеркальный бар, где чего только нет, скромные букеты цветов и бутылка шотландского виски с монограммой Линкольна Бартлетта и надписью «С почтением от главного менеджера». Её люкс — спальный — расположен по одну сторону от соединяющей два номера двери, его — главный люкс — по другую. Обе комнаты просто огромные, такие она видела впервые, и в обеих широченные кровати. «Откуда взялись в самолёте винтовки и чьих рук это дело?» Задумавшись, она перевела взгляд на широкое — во всю стену — окно, и перед ней предстал остров Гонконг и возносящийся над ним Пик, самый высокий холм на острове. На самом берегу брал свое начало названный в честь королевы Виктории город [34] , который потом забирался уступами вверх по отрогам резко вздымающегося холма. Домов становилось все меньше по мере того, как склоны взмывали вверх, однако многоквартирные здания встречались и почти у самой вершины. Одно из них возвышалось как раз над терминалом ведущего на Пик фуникулера. «Вид оттуда, должно быть, потрясающий», — рассеянно думала она. Вода приятно сверкала голубизной. Движение в бухте было такое же оживленное, как и на лежащих внизу улицах Коулуна. Пассажирские и грузовые суда стояли на якоре или были пришвартованы у причалов Коулуна, заходили в бухту или выходили из неё, весело сигналя гудками. У дока со стороны Гонконга стоял эсминец королевского военного флота, а рядом на якоре — темно-серый фрегат ВМС США. По бухте рассыпались сотни джонок всевозможного размера и возраста — в основном рыбацкие суда, одни с двигателем, другие под парусом, которые неуклюже сновали туда-сюда. Словно многочисленные стрекозы, из этого потока судов выныривали переполненные двухэтажные паромы, и повсюду безбоязненно шныряли поперек установленных морских путей крошечные сампаны — весельные или с мотором. «Где живут все эти люди? — пораженная, спрашивала она себя. — И как зарабатывают на жизнь?» Номерной без стука открыл дверь общим ключом, и в люкс широким шагом вошёл Линк Бартлетт. — Прекрасно выглядишь, Кейси, — сказал он, закрыв за собой дверь. — Ты тоже. Скверное это дело с винтовками, да? — Здесь кто-нибудь есть? Горничные в комнатах? — Мы одни, но, похоже, номерные заходят и выходят, когда им вздумается. — Этот вытащил ключ, когда я ещё не подошел к двери. — Линк рассказал, что произошло в аэропорту. Потом понизил голос: — А что Джон Чэнь? — Ничего. Вел нервную, ничего не значащую беседу. Говорить со мной о деле не захотел. Думаю, он так и не оправился от того, что я оказалась женщиной. Оставил меня в отеле и сказал, что за мной пришлют машину к девяти пятнадцати. — Так что, план удался? — Удался на славу. — Прекрасно. Получила? — Нет. Я сказала, что ты уполномочил меня принять это у него, и предложила изначальный вексель на предъявителя. Но он изобразил удивление и сказал, что поговорит с тобой лично, когда повезет обратно после ланча. Он заметно нервничал. — Не важно. Твоя машина будет здесь через несколько минут. Встретимся на ланче. — В «Струанз» о винтовках сказать? Данроссу? — Нет. Давай подождем и посмотрим, кто заговорит об этом. — Думаешь, это могут быть и они? — Запросто. Они знали наш полетный план, и у них есть мотив. — Какой? — Дискредитировать нас. — Но зачем? — Может, они уверены, что знают, как мы собираемся действовать. — Но разве не было бы с их стороны разумнее вообще ничего не предпринимать, а заманить нас? — Может быть. Но таким образом первый ход сделали они. День первый: конь пошёл на третью клетку от королевского слона [35] . Против нас предпринята атака. — Да. Но кто её предпринял? И какими фигурами мы играем — белыми или черными? Взгляд его посуровел, порастеряв прежнюю приветливость. — Мне все равно, Кейси, но при одном условии: выигрываем мы. — И он вышел. «Что-то случилось, — подумала она. — Возникла какая-то опасность, о которой он мне не говорит…» — Держать все в тайне — самое важное, Кейси, — сказал он когда-то, в самом начале. — Наполеон, Цезарь, Паттон — все великие полководцы — зачастую скрывали свои настоящие планы от подчиненных. Только для того, чтобы дать им — а следовательно, и вражеским лазутчикам — возможность успокоиться. Если я чего-то не говорю тебе, Кейси, это не значит, что не доверяю. Но ты не должна что-либо скрывать от меня. — Это несправедливо. — А разве жизнь справедлива? Смерть справедлива? И на войне нет справедливости. Большой бизнес — это война. Я играю в него, словно это война, и потому-то я выиграю. — А что выиграешь? — Я хочу, чтобы «Пар-Кон индастриз» стала больше, чем «Дженерал моторс» и «Экссон» вместе взятые. — А зачем? — А мне, черт возьми, так хочется. — Ну назови действительную причину. — Ах, Кейси, вот за что я тебя люблю. Слушай и узнаешь. — Ах, Рейдер, я тоже тебя люблю. Тогда они оба рассмеялись, зная, что не любят друг друга — в том смысле, какой обычно вкладывается в это слово. Тогда, в самом начале, они договорились отложить обычное ради необычного. На семь лет… |