Книга Благородный дом. Роман о Гонконге, страница 200 – Джеймс Клавелл

— И-и-и, ловко придумано, Банкир Кван! — отозвался его собеседник. Потом отвернулся, чтобы передать услышанное соседу, который язвительно заметил:

— Ха, можно съесть и ведро дерьма, если тебе скажут, что это тушеная говядина под соусом из черных бобов! Разве ты не знаешь, что за «стеблем» Четырехпалого У ухаживают с помощью самых дорогих бальзамов, мазей и притираний из женьшеня, какие только можно купить? Сам подумай: в прошлом месяце его Шестая Наложница родила сына! И-и-и, о нем не переживай. Прежде чем он выбьется из сил сегодня ночью, Венеру Пань ждет такая взбучка, что её «золотая ложбинка» будет молить о пощаде на восьми диалектах…

— На ужин остаешься, тайбань? — спросил Данросса перехвативший его Брайан Квок. — Кто знает, когда его подадут, если подадут вообще.

— Да. А что?

— Извини, но мне нужно возвращаться на работу. Тебя проводит кто-нибудь другой.

— Ради бога, Брайан, ты не утрируешь? — так же негромко сказал Данросс.

— Не думаю, — продолжал вполголоса Брайан Квок. — Я только что звонил Кроссу — узнать насчет тех двоих, что болтались рядом с твоим домом. Как только наши ребята прибыли, эти двое удрали.

— Может, это были просто бандиты, которые не ищут встреч с полицией?

Брайан Квок покачал головой.

— Кросс снова просил тебя отдать нам бумаги АМГ прямо сейчас.

— В пятницу.

— Он просил передать, что в порту стоит советское разведывательное судно. Одно убийство уже произошло: зарезали русского шпиона.

— А я-то тут при чем? — удивился Данросс.

— Это у тебя надо спросить. Ты знаешь, что в этих докладах. Должно быть, что-то серьезное, иначе ты не проявил бы такой несговорчивости — или осторожности. Кросс сказал… Да ну его! Иэн, послушай, мы старые друзья. Я действительно очень встревожен. — Брайан Квок перешел на кантонский: — Даже мудрец может свалиться в колючки — ядовитые колючки.

— Через два дня приезжает полицейский мандарин. Два дня — это не так много.

— Верно. Но за два дня шпион может нанести нам немало вреда. Зачем искушать богов? Это моя просьба.

— Нет. Извини.

Выражение лица Брайана Квока стало жестче. Он сказал по-английски:

— Наши американские друзья обратились к нам с просьбой взять тебя под стражу, чтобы защитить.

— Какая чепуха!

— Не такая это чепуха, Иэн. Все прекрасно знают, что у тебя фотографическая память. Чем быстрее ты передашь чертовы бумаги, тем лучше. Даже после этого тебе следует быть осмотрительнее. Почему бы не сказать мне, где они хранятся, а мы уже обо всем позаботимся?

Данросс смерил его таким же суровым взглядом.

— Обо всем уже позаботились, Брайан. Все остается, как запланировано.

Высокий китаец вздохнул, потом пожал плечами:

— Очень хорошо. После не говори, что тебя не предупреждали. Гэваллан и Жак тоже остаются?

— Нет, не думаю. Я попросил их лишь обозначиться. А что?

— Они могли бы проводить тебя. Прошу некоторое время никуда не ездить одному, не старайся оторваться от охраны. Какое-то время звони, если у тебя будут… э-э… тайные свидания.

— У меня и тайные свидания? Здесь, в Гонконге? Надо же подумать такое!

— Имя Жэнь тебе о чем-нибудь говорит?

Взгляд Данросса стал каменным.

— Вы, засранцы, слишком много куда суете нос.

— А ты, похоже, не отдаешь себе отчета, в какую грязную игру без правил ввязался.

— Клянусь Богом, это уж я понял.

— До свидания, тайбань.

— До свидания, Брайан.

Данросс подошел к членам парламента, которые, собравшись группой в углу, беседовали с Жаком де Виллем. Парламентариев было лишь четверо, остальные отдыхали после долгого путешествия. Жак де Вилль представил:

— Сэр Чарльз Пенниворт, консерватор. Хью Гутри, либерал. Джулиан Бродхерст и Робин Грей, оба лейбористы.

— Привет, Робин, — бросил Данросс.

— Привет, Иэн. Давненько не виделись.

— Да.

— С вашего позволения, я удаляюсь, — озабоченно произнес де Вилль. — Жена в отъезде, а у нас дома маленький внук.

— Ты говорил с Сюзанной во Франции? — спросил Данросс.

— Да, тайбань. Она… у неё все будет в порядке. Спасибо за звонок Делану. До завтра. До свидания, джентльмены. — Он ушел.

Данросс снова перевел взгляд на Робина Грея:

— Ты совсем не изменился.

— Ты тоже. — Грей, худой, тонкогубый, с редкими седыми волосами и резкими чертами лица, повернулся к Пенниворту: — Мы с Иэном встречались в Лондоне много лет назад, сэр Чарльз. Это было сразу после войны. Я тогда только стал руководителем профсоюза.

— Да, много лет прошло, — вежливо согласился Данросс, помня, о чем много лет назад договорилась Пенелопа с братом — не раскрывать никому, что они кровные родственники. — Значит, ты, Робин, здесь надолго?

— Всего на несколько дней. — Улыбка у Грея была такой же тонкой, как и губы. — Никогда не был в этом раю для рабочих. Хотел бы встретиться с профсоюзными вожаками. Посмотреть, как живут девяносто девять процентов населения.

Сэр Чарльз Пенниворт, краснощекий мужчина с ещё густой шевелюрой, бывший командир Лондонского Шотландского полка, кавалер ордена «За боевые заслуги», а сейчас руководитель делегации, засмеялся:

— Не думайте, что здесь профсоюзы в почете, Робин. Верно, тайбань?

— Наши работники прекрасно обходятся без них, — отозвался Данросс.

— Потогонная система труда, тайбань, — тут же ввернул Грей. — Об этом свидетельствуют ваши собственные статистические данные, правительственная статистика.

— Не наша статистика, Робин, а лишь ваши статистики, — возразил Данросс. — У наших работников зарплата самая высокая в Азии после японцев, и у нас свободное общество.

— Свободное? Брось! — усмехнулся Грей. — Ты имеешь в виду свободное для эксплуатации рабочих. Ну, ничего, когда лейбористы пройдут на будущих выборах, мы все это изменим.

— Да будет вам, Робин, — отмахнулся сэр Чарльз. — У лейбористов на будущих выборах никаких шансов.

Грей улыбнулся.

— Не скажите, сэр Чарльз. Народ Англии хочет перемен. Мы все не за тем шли на войну, чтобы сохранились прогнившие старые порядки. Лейбористы за перемены в обществе — и за то, чтобы рабочие получали справедливую долю создаваемой ими прибыли.

— Я всегда считал довольно несправедливым, когда социалисты говорят о рабочих так, словно лишь они и работают, а мы ничего не делаем, — сказал Данросс. — Мы тоже рабочие. Мы трудимся так же напряженно, если не больше. И рабочий день у нас длиннее, и…