Книга Гайдзин, страница 115 – Джеймс Клавелл

Она улыбнулась его шутке.

— Л-ла! Я и не знала, что вы служили в армии.

— Меня призвали на год в Алжир, когда мне было двадцать два года, после университета, — ничего особенно выдающегося, просто помогал подавить одно из их нескончаемых восстаний. Чем скорее мы полностью покончим с подстрекателями и аннексируем всю Северную Африку, сделав её французской территорией, тем лучше. — Он рассеянно махнул рукой, отгоняя мух, и внимательно посмотрел на неё. — Вы выглядите ещё прекраснее, чем всегда. Ваше… ваше состояние идет вам.

Её глаза потеряли свой цвет и холодно блеснули, как кремень. Она плохо провела последнюю ночь: кровать в этой неопрятной, жалкой комнатке была неудобной. В самый глухой предрассветный час её тревоги взяли верх над её самообладанием, и она сильно разнервничалась по поводу того, что так поспешила, оставив свои апартаменты рядом со Струаном и весь тамошний комфорт. С восходом солнца настроение у неё не улучшилось, и ею опять овладела та же всепоглощающая мысль: мужчины — причина всех её бед. Месть будет сладостна.

— Вы имеете в виду мое будущее состояние замужней женщины, да?

— Разумеется, — ответил он после едва уловимой паузы, и она спросила себя, что с ним такое и почему он был так груб и выглядел так отрешенно, совсем как вчера вечером, когда музыка звучала, словно заводная, без той страстности, какую он обычно вкладывал в неё. Под глазами у него образовались темные круги, и черты лица как бы заострились.

— Что-нибудь случилось, мой дорогой друг?

— Нет, дорогая Анжелика, ничего, ничего совершенно.

Лжец, подумала она. Почему все мужчины так много лгут, и другим, и самим себе?

— Все получилось удачно?

— Да и нет.

Анжелика встревоженно наблюдала за Андре.

— Да и нет, Андре? Что это значит?

— Да, у них есть такое лекарство, но нет, вы пока не можете его получить, потому что вам…

— Но почему, почему они…

— Mon Dieu, наберитесь терпения, тогда я смогу рассказать вам все, что услышал от мамы-сан. Вы пока не можете его получить, потому что его нельзя принимать раньше, чем на тридцатый день, потом ещё раз на тридцать пятый, кроме того, это лекарство — настой из трав — необходимо каждый раз готовить заново, чтобы оно было свежим.

— Тридцать дней? — полузадушенно проговорила она.

— Да, и прием нужно будет повторить на тридцать пятый. Вы должны все точно подсчитать и…

— А что происходит потом, Андре? Оно действует быстро или как?

— Ради бога, дайте же мне закончить. Она сказала, что да, обычно оно действует сразу же. Иногда бывает, что второй раз пить его необязательно.

— А такого, что я могла бы принять прямо сейчас, нет?

— Нет. Такого лекарства нет.

— Но это-то, оно действует каждый раз? Она подтвердила это?

— Да, — ответила Райко, когда я задал ей тот же самый вопрос. — Девять раз из десяти. Если лекарство не оказывает нужного действия, существуют другие способы.

— Вы имеете в виду врача?

— Да. Лекарство обычно срабатывает, но оно очень дорогое. Я должна заплатить его изготовителю до того, как он даст его мне. Ему необходимо купить травы, вы слышите…

Андре вновь сосредоточился на Анжелике.

— Мама-сан сказала, что оно дает нужный результат, но дорого стоит.

— Дает результат? Всякий раз? И не опасно?

— Всякий раз и не опасно. Но стоит дорого. Ей придется заплатить аптекарю вперед, он должен раздобыть свежие травы.

— О, — произнесла она безмятежно, — тогда, пожалуйста, заплатите за меня, и вскоре я верну вам в три раза больше.

Его губы сжались в тонкую линию.

— Я уже ссудил вам двадцать луи. Я не богатый человек.

— Но сколько может стоить немного лекарства, Андре, самого обыкновенного лекарства? Конечно же, оно не может быть чрезмерно дорогим?

— Она сказала, для такой девушки, которой нужна такая помощь, тайная помощь, какое значение может иметь цена?

— Я согласна, дорогой Андре. — Анжелика отмахнулась от этой проблемы с теплой и дружеской улыбкой, но сердце её ожесточилось против него за подобное торгашество. — Через тридцать дней я смогу заплатить сколько нужно, из того содержания, которое Малкольм обещал мне, но и в любом случае я уверена, я знаю, что вы сумеете достать его, такой добрый и разумный человек, как вы. Благодарю вас, мой дорогой друг. Пожалуйста, передайте ей, что сегодня ровно восьмой день после того, как у меня должны были начаться месячные. Когда лекарство будет у вас?

— Я уже сказал вам, за день до тридцатого дня. Мы сможем забрать его или послать кого-нибудь за ним накануне.

— А… а недомогание? Как долго оно продлится?

Андре чувствовал глубокую усталость, неловкость, а теперь ещё и страшно злился от того, что позволил втянуть себя в эту историю, какие бы многочисленные и устойчивые преимущества она ни сулила в будущем.

— Она сказала мне, это зависит от девушки, её возраста и того, делалось ли это раньше. Если нет, все должно пройти легко.

— Но сколько дней я не смогу вставать с постели?

— Mon Dieu, она не говорила, а я не спрашивал. Я не спрашивал. Если вас интересуют детали, напишите мне список вопросов, и я постараюсь принести вам ответы. А теперь, если позволите… — Он поднялся. Она тут же дала своим глазам наполниться слезами.

— О, Андре, благодарю вас, мне так жаль, вы так добры, что помогаете мне, и мне очень жаль, что я вас расстроила. — Она всхлипнула и с удовольствием увидела, что он в тот же миг растаял.

— Не плачьте, Анжелика, вы меня не расстроили, это не ваша вина, просто… Примите мои извинения, все это должно быть так ужасно для вас, но, пожалуйста, не тревожьтесь, я принесу лекарство, когда настанет срок, и помогу всем, что в моих силах. Напишите мне ваши вопросы, и через несколько дней я дам вам на них ответы. Простите, я… я неважно себя чувствую последнее время…

Она с притворным состраданием принялась успокаивать его, а когда он ушел, взвесила все, что узнала от него, глядя на Хай-стрит через засиженные мухами занавеси, но не видя ничего.

Тридцать дней? Ладно. Я спокойно смогу прожить этот срок, ничего ещё не будет заметно, думала она вновь и вновь, стараясь вселить в себя уверенность. Ещё двадцать два дня значения не имеют.

Чтобы удостовериться ещё раз, она достала свой дневник и начала считать. Потом пересчитала снова и остановилась на том же дне. Седьмое ноября. Пятница. День святого Теодора. Кто он? Я буду зажигать ему свечи каждое воскресенье. Не стоит помечать этот день в дневнике, подумала она, зябко поежившись. И все-таки поставила маленький крестик в углу страницы. Как быть с исповедью?

Бог понимает. Он понимает все.