Онлайн книга «Полуденный бес»
|
Подошел Соколов: – Что такое? – Да вот, – не унимался Палисадов, – молодые люди решили вести собственное расследование. По личной теории Аркадия Петровича, который хочет совершить переворот в розыскной практике. Его интересуют не факты, а общий, так сказать, сюжет преступления. Наш Аркаша Достоевского начитался. Достоевский, конечно, титан. Но я что-то не слышал, молодой человек, чтобы он отменил уголовно-процессуальный кодекс. Где, между прочим, написано, цитирую: «Оперативно-розыскная деятельность – это система разведывательных мероприятий органов дознания, основанная на законе и подзаконных нормативных актах» . Запишите это себе в тетрадку. Сжав кулаки, Востриков бросился на Палисадова: – Вы не смели подслушивать! Это недостойно офицера! – Что-о-о?!! Палисадов стал озираться. Так и есть! Вся опергруппа уже смотрела на них. Даже капитан Соколов побледнел. – Ах ты, щенок! – заорал Палисадов, понимая, что замять скандал не получится. – Ты кого сейчас оскорбил?! Ты советскую власть оскорбил?! Максим Максимович поморщился: – Остынь, Дмитрий… А тебе, Аркадий, придется извиниться. – А зачем он подслушивает?! – Да не нужны мне его извинения! – рассвирепел майор. – Но светлое будущее, Аркаша, я тебе обещаю. В кулинарный техникум пойдешь. Глаза Соколова сузились, как у дикого кота. Он взял Палисадова под локоток и отвел в сторону. – Не дави на пацана! Ты не забыл, Дима, кто тебя в институт направлял? А за что – не забыл? Палисадова словно палкой по голове ударили. Не ждал он от капитана такого вероломства! О том, что Палисадов в юности служил осведомителем, в городе, разумеется, знали. В добровольном осведомительстве, положим, ничего позорного нет. Ну, помогал органам… Потому что не был, как другие, равнодушным! Ну, мечтал о карьере. Ну и что? Но лишнее обнародование этой информации все-таки было бы нежелательным. Мало ли что… – Так как мы поступим, Дмитрий Леонидович? – громко спросил капитан. – Простим грубияна? Видишь, он уже раскаивается… Востриков, нахохлившись, молчал. – Покайся, дурак! – шептал ему стоявший рядом Тупицын. – Плюнь и покайся! – Не буду, – выдавил из себя Востриков. – Пусть он подавится своим раскаянием, – процедил Палисадов и сам плюнул себе под ноги. – Я не поп, чтобы передо мной каяться. Черт с ним! Прощаю! Но на работе держать не буду. Ты уволен, Аркадий! – Вот и хорошо! – вдруг обрадовался Соколов. – В прокуратуре таким не место. У вас ведь должны быть – как это? – холодные руки и свежая с утра голова. Мы его к оперативной работе приставим. И для начала сгоняй-ка ты, Аркаша, к Беневоленскому. И узнай, что за странничек к нему утром явился? – Не знаю, – заупрямился Палисадов. – Неизвестная личность в городе, в день убийства… Это очень серьезный факт. Вдруг он его спугнет? – Не спугну! – сквозь слезы радостно воскликнул Востриков, не веря своему счастью. – Мы его аккуратненько… – Кто это мы? – С Мишкой! И Чикомасова с собой возьмем. Как бы делегация от комсомола. Выяснить, почему Беневоленский молодежь в религию агитирует? – А он агитирует? – удивился Соколов. – Вообще-то, нет. Но отдельная несознательная молодежь к нему похаживает. Вот об этом мы с ним и потолкуем по-комсомольски. – Хорошая идея, – согласился Соколов. – Только смотрите у меня! Без самодеятельности! Пришли, понюхали и ушли… – Слушаюсь, товарищ капитан! – Детсад какой-то! – фыркнул Палисадов… – Предатель! – ворчал по дороге Ивантер. – Почему предатель? – Потому что иуда! Натарахтел про собственное расследование, а стоило Максимычу поманить тебя пальчиком… – Про собственное расследование, положим, тарахтел ты. – А про романный метод раскрытия убийства? Уже забыл? – Чего же ты за мной увязался? – А это не твое дело! Не вздумай воображать, что я собираюсь обеспечивать твое прикрытие. Мне наплевать на твои планы. Просто я хочу на странничка посмотреть. А вдруг это газетный материал? – Ну и не возникай… – Сам не возникай… – Кончайте, мушкетеры! – задыхаясь от быстрой ходьбы, вмешался Чикомасов. – Забыли наш школьный принцип? Один за всех, все за одного! – Мы-то с тобой не забыли, – продолжал злиться Ивантер. – А вот кто-то из нас троих один на всех с прибором положил. Но Чикомасов не поддерживал Ивантера. – Не нравишься ты мне, Михаил. Не комсомольские у тебя настроения. Для тебя что важнее: помочь органам разоблачить опасного преступника или провернуть свои темные журналистские делишки? Буду ставить о тебе вопрос на активе. – Что-о?! Кто бы говорил, а ты бы молчал в тряпочку! Кобель комсомольский! Тоже мне Николай Островский! Знаю я твой комсомольский актив. Бесплатный дом терпимости. Чикомасов обиделся, но предпочел не развивать тему…– Мушкетеры пожаловали! – обрадовался приходу гостей Беневоленский. – Тихон Иванович, познакомьтесь! Прекрасные молодые люди нам… в помощь… И замолчал… Перед ним стоял не Тихон Иванович Аггеев, епископ и книгочей, знавший два древних языка и пять новых. Перед ним корчил рожи, пуская слюни, старый противный дурачок. Бочком-бочком, драчливой вороной Тихон подскочил к Чикомасову и клюнул его длинными, какие на иконах рисуют, перстами, собранными щепотью, в левую часть груди. Точно сердце хотел у него вырвать. Но вместо сердца в проворных пальцах юродивого оказался комсомольский значок. Тихон плюнул на него, бросил на пол и стал на нем плясать, приговаривая: – Тьфу-тьфу! Изыди, бес! Чикомасов побледнел, покраснел, потом опять побледнел. – Это что такое?! Это провокация?! – шипя и присвистывая, спросил он трясущегося от страха Беневоленского, произнеся слово «провокация» не через «ы», а через «и» – как пишется. Крадучись, как кот, Тихон похаживал вокруг Петра. Он гладил его по плечам, снимал с пиджака невидимые соринки, разглядывал на просвет и аккуратно пускал по воздуху. – Женишок пожаловал! Какой хорошенький! Заждалась тебя, женишок, невестушка! Заждалась тебя твоя касаточка! – Какая еще касаточка?! – совсем растерялся Чикомасов. – Ступай поцелуй ее! В дверном проеме, ведущем в спальную комнату, полускрывшись за косяком, стояла Настенька. Тихон Иванович подмигнул ей: – Иди, милая! Поцелуй жениха! Настенька звонко рассмеялась, подскочила к Чикомасову и чмокнула его в щеку. Не выдержав собственного смущения, она выбежала из дома, оттолкнув Ивантера. |