Онлайн книга «Полуденный бес»
|
– Почему бомжа? – машинально спросил Джон и тут же вспомнил, как уже попадался на эти штучки с Крекшиным. Но Сорняков, похоже, не шутил. – Чтобы на душе полегчало. Это такой кайф – безнаказанное убийство! Кто будет искать убийцу какого-то бомжа? Наоборот, скажут: молодец! Очистил жизнь от лишней сволочи. – Врешь ты всё, Сорняков, – еле слышно вмешался Крекшин. – Ты пистолет купил из-за комплекса неполноценности. Сорняков озорно посмотрел на Джона: – Ты слышишь? И этих людей можно любить? – Слава! – укоризненно воскликнула Варя. – Как ты можешь! – Может, – подтвердил Сорняков. – Мой лучший друг завидует моей славе. Ну, раз он так, то и мы так. Слышь, Джон, давай отстанем от этой сладкой парочки, я тебе кое-что расскажу. – Рассказывай при всех, – возразил Крекшин. – Мне все равно. – Я не буду тебя слушать, – пьяно упрямился Половинкин, когда Сорняков силой удержал его и они отстали от Вари с Крекшиным. Для убедительности он заткнул уши указательными пальцами. – Этот мудилка картонный по уши втрескался в Рожицыну, – не обращая внимания на протесты Джона, доложил Сорняков. – Из-за этого и убить себя хотел. – Но зачем? – изумился Половинкин. – Тебе, американец, нашей психологии не понять. Славка знает, что Варька брюхатая от Сидора. Она его в интимных дружках держит и доверяет все свои бабские секреты. Когда он понял, за что ты Сидору врезал, а понять это было несложно, нашему Ромео стало ужасно стыдно. Вроде как ты за него постарался. И вот вместо того, чтобы спасибо тебе сказать, он тебя на дуэль вызвал. А потом нашему Ленскому опять стыдно стало, и он в себя пульнул. А теперь ему в третий раз стыдно – из-за меня. Такой он у нас стыдливый. Извини, друг, я блевану… Сорняков отошел в кусты бузины и вернулся посвежевший. – Но почему он не скажет Варе? – поинтересовался Джон. – Потому что гордый! Это, понимаешь, в нашем человеке самое гнусное и есть: сатанинская гордыня и постоянный стыд. Ты обращал внимание, как овчарки какают? Какая у них при этом скорбная морда. Вот это и есть русский человек. Гадит при всех и мучается от стыда. – А ты? – спросил Джон, по-новому глядя на Сорнякова. – Вчера один человек… священник, помнишь? сказал, что ты страдаешь. – Поп сказал? Ну, это у них профессиональное. Ты можешь себе представить дантиста, который признает, что у его пациента абсолютно здоровые зубы? Или психиатра, который не найдет в тебе ма-а-ленького психического заболевания? – Вчера Барский рассказал нам сюжет рассказа, который ты сочинил «под Достоевского». – Терпеть не могу Федора Михайловича! Гнусный, патологический тип! – Ты слишком много ругаешься. Ты не такой, каким стараешься казаться. – А ты такой? – Сорняков схватил Джона за грудки и притянул к себе, противно дыша в его лицо блевотным перегаром. – А они (он показал на Варю и Славу) такие? А Барский? Палисадов? Перуанская? Все хотят казаться лучше, чем они есть. А я не хочу, слышишь! Я не хочу, живя на помойке, бриться и надевать смокинг. Вот ты… Скажи честно: когда ты увидел Варьку, мокрую и почти голую, в черных трусах, ты о чем думал? Как хорошо бы, чтобы нас с Крекшиным не было или чтобы ты на месте Крекшина оказался? А еще лучше – затащить ее, голубушку, в кусты и поставить в третью позицию. Ты этого хотел, а Сидор это делал. И делал когда хотел. Какое же принципиальное различие между вами? – Ерунда… – пробормотал Половинкин. – Ерунда? А когда ты у Варьки в комнате в трусах сидел, зачем ты свою елду рукой прикрывал? – Ты подсматривал? – поразился Джон. – Ну я писатель, мне как бы положено… Половинкин сжал кулаки и пошел на Сорнякова. – Но-но! – предупредил Сорняков, отступая и выставив руки с растопыренными пальцами. – Я не Сидор! У меня разряд по карате. Не нужно заставлять Варьку снова работать. Половинкин остановился. – Я понял тебя. Ты меня провоцируешь. Ничего у тебя не выйдет. Все равно ты хороший человек! – Заткнись! – завизжал Сорняков. – Я свинья! Я циник! Я у собственной матери квартиру в Костроме отобрал, чтобы себе в Москве купить. Она теперь у сестры живет. Сестра нищая, муж ее пьет и мать мою бьет, а я ей ни копейки денег не посылаю, хотя у меня их куры не клюют. – Врешь! – тоже закричал Джон, приходя в веселое возбуждение. – Ты всё врешь! – Вру, – согласился Сорняков. – Про мать вот соврал. А зачем? – Потому, что ты сам себя боишься. Правильно Петр Иванович говорил: нельзя так себя истязать. – Петр Иванович?.. – задумался Сорняков. – Ах да, поп! Слушай, вы это с ним серьезно? Вас что, серьезно волнуют мои комплексы? – Не комплексы, картонная мудилка, – сказал Половинкин, – а ты сам, какой ты на самом деле! – Ладно, я подумаю… И знаешь… я не буду тебе свой роман передавать. Не нужно тебе это читать. Я его лучше попу подарю. Айда догонять молодоженов! – Молодоженов? – на ходу спрашивал Половинкин. – Ты думаешь, они поженятся? Но ведь у Вари… – Ребенок от Сидора? Да, она ребенка не вытравит. Ну и что? Славке это только по кайфу. Он спит и видит, как бы ради Вареньки пострадать. Рожицына и Крекшин дожидались их за воротами сада. На лице Крекшина было выражение серьезности и ответственности, которое очень не шло ему. Варя смеялась, как показалось Джону, фальшиво. – Вообразите, мальчики! – сообщила она. – Слава предложил мне руку и сердце! – Что я тебе говорил? – шепнул Сорняков и громко произнес: – Поздравляю вас, дети мои! – Во-первых, перестань делать вид, что тебе смешно, – строго сказал Крекшин, снова делаясь похожим на раненого комиссара, – потому что тебе не смешно. Во-вторых, еще раз, при свидетелях, предлагаю: выходи за меня замуж. Рожицына перестала смеяться. – Но ты же… Ты же знаешь… – Эх, Варюха! – Сорняков обнял Рожицыну за плечи. – Кто же в Москве не знает, что ты брюхатая? – Подожди, – нахмурилась Рожицына. – И Сидор знал? – Конечно. – А кто ему сказал? Лицо Крекшина пошло красными пятнами. – Заткнись! – крикнул он Сорнякову. – Сам заткнись, – трезво сказал Сорняков. – Давно тебя, Варенька, хочу спросить. Вот ты такая умная, но почему же ты такая дура? Конечно, мне на этого подлого человека (он небрежно показал на Крекшина) наплевать. Но по-человечески все-таки обидно. Ты из кого себе подружку сделала? Ты кому секреты доверяла? Смотри, до чего ты нашего Ромео довела. На нем лица нет! Голова обвязана, кровь на рукаве. – Я убью тебя! – завопил Крекшин. – Вот, Варвара, – иезуитски-назидательным тоном продолжал Сорняков. – Довела человека. Регулярно кого-то убивать хочет. |