Книга Женская солидарность, страница 18 – Ронда Гарднер

— Прекратите! — Энн наклонилась вперед и выключила магнитофон. — Вы губите эту роль!

Сирина круто обернулась.

— Какого черта вы это сделали?

— Простите, я не имела права. Я очень сожалею.

— Как вы смеете критиковать меня?

Энн опустила глаза.

— Просто я вижу Мэри-Джейн совсем не так, как вы. Я чувствую, что ваша интерпретация не совпадает с ее характером.

— Вы с ума сошли! — жестко заявила Сирина. — Слушая вас, можно подумать, что Мэри-Джейн существует на самом деле.

— Для меня она существует.

— Для меня тоже, дорогая. Я знаю, откуда Пол ее выдернул — Сирина села, положила ногу на ногу. — Она была такой странной, невзрачной. И совершенно без ума от Пола, и я не виню ее в этом, он невероятно привлекателен. Как, по-вашему?

— Я отношусь к нему только как к своему нанимателю, — чопорно ответила Энн. Сирина рассмеялась.

— Если бы вы относились к нему иначе, я бы не позволила ему держать вас у себя на работе. Я ведь, знаете, чуть не вышла замуж за Пола. Не знаю, рассказывал ли он вам об этом?

— Мистер Моллинсон никогда не обсуждает со мной свою личную жизнь.

— Какая верная служащая, — сладко промурлыкала Сирина. — Когда-то он был страстно влюблен в меня, но я была слишком глупа, чтобы понять, что он стоит десятка таких, как Эдди.

— А Эдди тоже был актер?

— Боже, нет. Он был алмазный магнат и дал денег на постановку «В тисках». У меня там была маленькая роль, и он мной увлекся. Мы сбежали и поженились в Африке. — Голубые глаза стали жесткими. — Господи, как я там все возненавидела! В этом забытом богом углу я застряла на два года, а потом сбежала в Штаты. Туда и пришло известие, что Эдди убили. Он был так скуп со мной. Не оставил мне ни пенни.

— Поэтому вы и вернулись к Полу? За работой?

Сирина вспыхнула некрасиво резким румянцем.

— Мне не надо беспокоиться о работе, дорогая. Я вернулась к Полу по причинам сугубо личным.

От отвращения к этому разговору Энн просто затошнило.

— Боюсь, вам придется меня извинить, миссис Браун. Мне надо напечатать несколько писем, чтобы они ушли дневной почтой.

Оставшись одна, Сирина свернулась в уголке дивана, ее рыжие волосы красиво рассыпались по зеленому бархату.

Войдя в комнату, Пол подумал со своим привычным цинизмом, как хорошо Сирина знает, как эффектно подать себя.

— Хелло, дорогая, прости, что заставил тебя ждать.

— Дорогой Пол, когда-нибудь в будущем я тебе отплачу за все. — Она опустила ноги на пол, продемонстрировав их облитую нейлоном форму. — Ты совершенно не выглядишь раскаявшимся.

— Нет, я раскаиваюсь. — Он поднес ее руку к губам. — Раскаиваюсь настолько, насколько вообще на это способен.

— У тебя какое-то странное настроение. Я не собираюсь больше разговаривать с тобой, пока ты не выпьешь.

— У нас нет времени. Я обещал Коре, что мы приедем к ланчу.

— Но ты должен задержаться и послушать запись, как я читаю монолог Мэри-Джейн. Это так важно для меня.

— Я знаю, — сказал он со слабой усмешкой, — неужели, ты считаешь меня таким самоуверенным, чтобы поверить, что ты вернулась ко мне ради меня самого?

Она широко открыла глаза, и выражение ее лица перестало быть детским.

— Я рада, что ты мне это сказал. Пол. Это дает мне шанс сказать тебе кое-что, что я должна была сказать сразу, как только мы встретились снова. — Она подошла ближе к нему. — Конечно, ты нравишься мне. А почему бы нет? Ты — Пол Моллинсон, драматург. Ты — богатый, преуспевающий, красивый я умный. У тебя изумительное чувство юмора и отвратительный характер, ты бодр в полночь и сонный утром. Продолжать дальше?

— Нет, спасибо. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Я не думал, что ты настолько умна и так хорошо все понимаешь.

Она обняла его, и он наклонил голову к ее лицу.

— Я сумасшедший, что слушаю тебя, — прошептал он у самых ее губ. — Я должен был усвоить свой урок много лет назад.

Губы их встретились, и открывшая дверь Энн сделала шаг назад, чтобы снова выйти из комнаты.

— Не уходите, — позвала ее Сирина. — Мы сейчас уходим.

— Вы тоже можете уйти пораньше. — Пол подошел к письменному столу. — И не возвращайтесь до середины дня в понедельник. Я раньше не приеду.

Энн пробормотала «спасибо» и вышла. Из окна столовой она проводила взглядом уезжавших Пола и Сирину.

К четырем часам работа была закончена, и Энн решила дождаться чая. Она стала просматривать пьесу, потом включила, магнитофон и послушала запись Сирины. Какая неправильная интонация. Она перенесла микрофон на свой стол и начала читать монолог.

«Я лгала тебе, Фрэнк. Я лгала тебе с самого момента нашей встречи…»

Энн забыла, что она находится в гостиной Пола, забыла, что она Энн Лестер, дочь Лори Лэнгема. Она была Мэри-Джейн, девушкой, которая не умеет заводить друзей и которая, наконец влюбившись, узнает, что человек, которого она полюбила, такой же неудачник, как она. Энн выговаривала слова роли без едкой иронии, с которой Пол их диктовал, добавляя то здесь, то там, по фразе, которая слегка меняла смысл всего монолога. Когда она договорила все до конца, в голосе ее дрожали слезы, и она была так взволнована, будто выступала перед публикой.

— В чем дело, мисс Лестер? Разговариваете сами с собой? — Смизи вкатила сервировочный столик и закрыла дверь.

— Я читала отрывок из пьесы.

Зазвонил дверной колокольчик, и Смизи пошла открывать.

Со вздохом Энн перекрутила пленку и начала стирать. Она не решалась дать Полу послушать запись.

— Мисс Лестер? — Смизи просунула голову в дверь. — Пришел мистер Лэнгем. Я сказала ему, что мистера Моллинсона нет дома, но он утверждает, что хочет поговорить с вами.

Энн выключила магнитофон и встала из-за стола, когда вошел отец.

— Папа, по-моему, ты обещал больше сюда не приходить.

— Я знал, что Пол рано уедет, поэтому приехал забрать тебя к нам. Мама переживает, что она тебя совсем не видит.

— Раз уж ты здесь, выпьешь чая?

— Не могу. Я не заглушил мотор: машина плохо заводится.

— Тогда я быстро — только возьму пальто. Она взбежала наверх, чтобы взять его и попрощаться со Смизи и поспешила вниз, и все-таки опоздала: отец сердито копался под капотом.

— Проклятая развалина опять заглохла. — Он обошел машину. — Если бы мне не пришлось ехать сюда за тобой…

— Я тебя не просила, — запротестовала она.

— Но твоя мать все время пилила меня. Как мне хотелось бы, чтобы ты бросила всю эту чушь и вернулась домой. Если ты собираешься серьезно работать на сцене, пора начинать.