Книга Посольство, страница 73 – Лесли Уоллер

– Извини, но была срочная необходимость.

– У тебя все срочно. Ты меня превратила в mishegas [60] со своими срочностями.

Толстуха улыбнулась, и на щеках у нее появились такие глубокие ямочки, что она могла бы засунуть туда целиком большие пальцы.

– Когда ты говоришь на идише, остается только смеяться, Мойше. Правильно было бы сказать – meshuge. Я превращаю тебя в meshuge. Mishegas обозначает любое сумасшествие во множественном числе.

– Нет, правильное слово было бы «Моссад».

Лицо Бриктон помрачнело.

– У тебя слишком длинный язык, малец. – Она оглянулась. – Есть проблемы с воскресным пикником?

– У нас все в порядке.

– Я верю в тебя, парень. Ты и Нед Френч достаточно толковы для такого дела. – Она подмигнула ему. – Позволь предложить тебе чизбургер с датским сыром. Вот это meshuge.

* * *

Когда Берт снова пришел в себя, он почувствовал, что тело его дрожит, хотя в лесной чаще не было прохладно. И все же сильный и беспрерывный озноб сотрясал его, будто он ехал по ухабистой дороге. Поезд истории, говорил Ленин, он может сделать крутой поворот. Те, кто не удержится, окажутся за бортом.

Те, у кого нет опоры, подумал Берт. Он открыл глаза: голова сильно тряслась. Темный лес безудержно плясал перед ним, пока трясущаяся голова не запрокинулась назад. Он закрыл глаза. Что-то ярко-голубое болезненно мерцало в его мозгу, потом цвета стали красно-коричневыми.

Затрещали ветки. Он вдохнул через разбитый нос. Кляп слегка вынули. Теперь он мог втягивать воздух через пропитанную кровью ткань. Его легкие дышали с трудом, но свежий воздух придавал силы. Поезд истории сделал крутой, очень крутой поворот.

Снова ветки. Сильная пощечина.

Глаза Берта открылись, а голова откинулась в сторону. Перед ним стоял новый человек с выпученными глазами, полноватый, постарше других мучителей. В группе Берта толстых не было. Классовый враг.

Берт узнал его. Он был на приеме у Хаккада. Сильный акцент и жуткая грамматика. Не похож на немца. Проклятая итальянская дрянь. Кинопродюсер. По имени Альцо, Альсо, Альдо.

– Комбинацию на замке, быстро? – потребовал итальянец на своем безобразном немецком. Его густые волосы казались давно не мытыми.

Он хотел заполучить комбинацию на замке от склада Берта? Там же оружия и боеприпасов на сотню тысяч фунтов!

– Scheissdreck! [61] – еле слышно ответил он.

– Он не может говорить, – сказал голос Хефте.

Хефте?

Берт медленно перевел взгляд. Не может быть: его товарищ, его брат, едва смущенный, не более того! Его глаза, цвета детской мочи, искоса смотрели на Берта. Они даже не связали его, не сунули кляп ему в рот. Никто не бил его. Никто не держал автомат у виска его возлюбленного брата.

Пальцы Хефте прикоснулись к его окровавленным лохмотьям.

– Берт, они убьют тебя, – сказал он тихо и холодно. – Я покупаю наши жизни в обмен на оружие, мой брат. Скажи им комбинацию на замке, и мы свободны.

«Лжешь, – подумал Берт. – Ты свободен уже сейчас, товарищ. Никто не надругался над твоим телом.» Его губы заныли, когда вытягивали кляп.

Он немного подвигал челюстью, потом языком. Его рот пересох, как могила, вырытая в песках пустыни.

Сейчас ему стало жарко. Это место источало жар, как врата ада. «Мюнстер» плавился и впитывался в хлеб. Тонюсенькие кусочки – бабушка не должна заметить, что он ворует сыр.

Он чувствовал запахи влажного лесного воздуха, различая запах почвы и перегноя. Он вдохнул, чтобы охладить свои измученные легкие.

– Предатель! – крикнул он изо всех сил.

Хефте отшатнулся, как от пощечины. Итальянец с выпученными бегающими глазами снова ударил его по лицу. Голова откинулась в сторону.

Берт чувствовал волны тепла, идущие от земли, словно она горела.

– Однажды мы сделаем это – подожжем весь мир! – снова крикнул он.

Итальянец обернулся к Хефте и озабоченно покачал головой.

– С тобой он хочет говорить еще меньше, чем с другими, как и следовало ожидать.

– Нет, погодите, – взмолился Хефте, – я узнаю комбинацию!

– Вот, так всегда с любителями, – проронил кинопродюсер, ни к кому не обращаясь. Его выпученные глаза расширились.

Отступив назад, он вытащил из кармана пиджака маленькую автоматическую «беретту» калибра 0.25.

– Отойди в сторону, пока я его прикончу, – приказал он Хефте.

– Нет, я заставлю его говорить.

Хефте вынул из кармана маленький перочинный нож; с щелчком выскочило длинное лезвие – тонкое, узкое и заточенное, как бритва; таким оружием закалывают, кромсают или… делают то, что приходит в голову его владельцу, подумал Берт. Хефте – как раз такой.

– Никогда, – закричал Берт своему возлюбленному брату.

– Нет, – сказал Хефте почти мягко. – Не надо так говорить. Пожалуйста. – И двинулся к Берту с ножом.

– Я рада, что все это оказалось так просто, – говорила Пандора Фулмер Джилиан Лэм. Женщины стояли в холле Уинфилд-Хауза, наблюдая, как съемочная группа готовилась к интервью с его превосходительством. Только что в другой комнате была отснята беседа с Пандорой.

– Вы знаете, это современное оборудование, – объясняла Джилиан.

– Да, конечно. Мой опыт общения с телевидением – не из самых приятных. Мили толстенных кабелей, вьющихся змеями по всему дому, огромные старые камеры на треногах размером с «фольксваген». А свет! Моя дорогая, свет – это вообще!

– Теперь все гораздо проще. – Джилиан смотрела, как оператор проверяет углы съемки. – С мини-камерами мы мобильнее и не зависим от сильного освещения. Думаю, что мы готовы, миссис Фулмер.

– Я приглашу его превосходительство, – ответила миниатюрная хозяйка. Она пошла куда-то в потайной уголок, где его превосходительство вершил государственные дела вопреки суматохе, поднятой группой программы «Лэм на заклание». Или он как бык храпит где-то перед тем, как выскочить на арену и встретиться с матадором?

Странно. Название передачи сразу раскрывало ее направленность и остроту. Тем не менее, на памяти Джилиан не было случая, чтобы кто-то отказался принять ее со съемочной группой.

Люди меняли свое привычное поведение, когда включалась камера, подчиняясь стереотипу, усвоенному из телепередач.

– Я не испытываю к нему злобы, – сказала о чудовищном маньяке мать убитого им ребенка. – Мне только жаль его мать.

Телевидение формирует поведение. Джилиан поняла это, снимая тот сюжет.