Книга Девушка с Рублевки, страница 53 – Наталья Баклина

– Да уж какая девчонка, с таким-то басом, – засмеялась я, – мужчина! Пошли за стол, мы чай пьем с конфетами.

– О, классно! – забрался Никитка в коробку.

– Никита, положи на место! Сначала борщ и сосиски! – всполошилась мама. – А сладкое – потом! Лариса, ну скажи ему, он так себе желудок испортит!

– Никитка, может, с борща начнешь? – предложила я.

– Я им продолжу. Ба-а, наливай. Мам, а ты насовсем вернулась?

– Нет, повидаться приехала, на неделю.

– Так мало! – пожалел сын. – А тебя как раз завтра в школу вызывают.

– Никита! – всплеснула руками мать. – Что ты опять натворил?

– Да ничего. Сказал нашему козлу-историку, что мне по фигу его белые-красные, пусть хоть серо-буро-малиновые, не стану эту муть зубрить про революцию.

– Никита, да как ты о взрослых отзываешься! – опять всплеснула руками мать. – Это же твой учитель!

– Ага, если учитель, то меня можно у доски чмырить? Он меня чмырит, а я – молчи, да?

– Ларис, ну что с ним делать? – Мать подперла щеку рукой, совершенно расстроенная. – Ну вообще с ним никакого сладу не стало, как ты уехала. Взрослым уже грубит, учителям!

– Ладно, мамуля, разберемся. – Я погладила Никитку по напряженной спине. – Пусть пока поест спокойно.

Школьной темы мы за столом больше не касались. Другая нашлась – моя поездка в Тунис. И мама, и сын дружно охали и сокрушались, что я не привезла фотографии. А мне как-то в голову не пришло их напечатать в круговерти последних дней. Ладно, вышлю им снимки вместе с журналом.

После обеда, когда мы перешли в большую из двух комнатенок нашей тесной хрущевки, я вернулась к школьным делам.

– Ну, давай рассказывай, что там у тебя в школе творится, почему двойки таскаешь.

– Потому что Стасик – козел, а Ворона – дура, – лаконично объяснил сын.

– Ничего не понимаю. Тебя что, в зоопарк перевели учиться?

– Скажешь тоже, – фыркнул Никитка. – Стасик – это историк, вместо Анн Саны.

– А куда Анна Александровна девалась? Она же ваш классный руководитель!

– Уехала, ее мужа перевели куда-то. А Нона Викторовна ушла в декретный, беременная она, и вместо нее нам Ворону поставили по русскому и литре.

– Ворона – это фамилия?

– Фамилия у нее Воронкова, Татьяна Александровна, – нахмурился сын.

– Ну и?.. Почему двойки-то?

– Потому что Ворона орет все время, а Стасик придирается.

– Все равно не поняла. На всех орет, ко всем придирается?

– На всех. Только все молчат, а я Вороне сказал, что орать на детей непедагогично. Она выгнала меня из класса и поставила три двойки. А Стасик – козел. Думает, раз его нашим классником поставили, то он может нас всех чмырить.

– Ой, Никитка, по-моему, ты перегибаешь. Прямо так уж и всех? – не поверила я. Понятие «чмырит» мне было знакомо: «принародно позорит».

– Мальчишек – всех, – кивнул Никитка. – А девчонкам просто так пятерки ставит. Козел!

– Так. А в школу кто меня вызывает?

– Стасик и вызывает. Я сегодня перед уроком на доске написал, что он козел. Ну он и велел, чтобы пришли родители. Я сказал, что из родителей только бабушка, а он сказал, что вот пусть бабушка перед ним за меня и извиняется.

– Да, братец Кролик, что-то круто ты берешь, с учителями перессорился. Во сколько завтра приходить-то?

Сын принес дневник, и я, полистав страницы, исписанные красной ручкой («Пререкался с учителем на уроке литературы», «Не подготовился к уроку истории», «Занимался посторонними делами на уроке истории», «Обменивался записками с одноклассниками на уроке литературы») и пестрящие двойками по истории и литературе, нашла последнюю запись: «Прошу родителей зайти в школу в 12.00. Ваш ребенок катится по наклонной плоскости! Классный руководитель Бабенко Станислав Андреевич».

– Катишься, значит? – приняла я к сведению сообщение Станислава Андреевича. – Ладно, завтра выясним куда.

Бабенко Станислав Андреевич совершенно не был похож на козла. Скорее, на суслика. Или на морскую свинку: мелкий, белобрысый, с мигающими глазками под покрасневшими веками. Придя к назначенному им часу, я попала в разгар школьной перемены и минут десять плутала по трем этажам, пытаясь отыскать нового классного руководителя Никиты сначала в учительской, а потом в обоих кабинетах истории. Нашелся он в школьной столовой, когда уже прозвенел звонок, детвора начала разбегаться по классам и один из школяров на мой вопрос, не видел ли он учителя Бабенко, махнул в сторону столовой. В полупустой столовой, где обедала продленная группа «второсменников», взрослых было четверо: полная брюнетка, сопровождавшая учеников, две поварихи в накрахмаленных марлевых колпаках и блондинистый парень, сидевший у окна с пирожком и стаканом компота.

– Станислав Андреевич? – подошла я к нему.

– Да. – Он чуть не подавился пирожком. – А в чем дело?

– Я мама Никиты Калитина. Вы просили меня зайти в школу.

Я села за стол напротив Стасика, на Станислава Андреевича он никак не тянул, молодой совсем, вчерашний студент.

– А... Никита говорил, что зайдет бабушка.

– Так получилось, что смогла прийти я. Да и к лучшему – наша бабушка не набегалась бы, разыскивая вас по этажам.

– Извините. – Стасик запил смущение компотом. – Я время не рассчитал. Дети в столовую набежали, пришлось стоять в очереди.

«И ты решил, что старушка пусть ждет тебя под дверью кабинета каких-нибудь, – я взглянула на круглые часы, висевшие на стене столовой, – пятнадцать минут». Впрочем, вслух я этого не сказала.

– Станислав Андреевич, если уж я вас здесь разыскала, скажите мне, что не так с моим сыном?

– Он дерзит. И не выказывает уважения, – собрался с мыслями Стасик.

– Это в то время, как вы его чмырите? – уточнила я.

– Не понял!

– Никита мне вчера несколько раз повторял, что вы его чмырите.

– Глупости! Никто его не чмырит! – запротестовал педагог, прекрасно ориентируясь в жаргоне. – Я его вызываю к доске и задаю вопросы по программе. И если он не может ясно ответить, выглядя при этом последним тупицей, позорится перед девочками, то это его проблемы!

– И часто вы его так позорите перед девочками?

– То есть?

– Часто к доске его вызываете? Я дневник вчера полистала – четыре двойки за четыре недели.

– Пусть учит историю!

– Пусть. Станислав Андреевич, вы что, объявили моему сыну войну?

– Что? – Он начал подниматься из-за стола, а потом сел обратно. – Нет.