Книга Общага-на-Крови, страница 39 – Алексей Иванов

— Так и нужно. А за что-нибудь их, сук, вообще убивать надо.

— Ты, Ванька, сегодня какой-то не такой…

— Устал я, отец. До жопы устал. Всю душу изорвал.

— Зачем же ты ее рвал?

— Душа ищет иконы, а кругом рыла свиные. Так бы и стрелял.

— Какой ты, Ванька, злой, оказывается… Нельзя так.

— А-а, плевать, — ответил Ванька. — Я — талант, мне все можно.

— Что значит «все»?

— А все. Соврать, убить, изнасиловать, украсть. — Ванька подумал и с уверенностью добавил: — Предать. Да. А меня все должны любить, жалеть и спасать.

— Ни фига себе! — изумился Отличник. — Это почему?

— Потому что я — талант. Талант в человеке — произведение искусства природы. Произведение искусства строится только на конфликте. Поэтому я и иду наперекор.

— А как же люди? Для кого твой талант? Для себя?

— Не для себя. Я такая же сволочь, как и все остальные. Ничего я в своем таланте не понимаю и его недостоин. Не знаю, кому он на хер нужен. Никому. Так просто — в белый свет как в копеечку…

— Но совесть, порядочность… Все законы человечности…

— Нету ничего. Есть только моя обязанность перед моим талантом сберечь его любой ценой. Все, что я делаю для этого, и есть добро.

— Тогда это не талант, а что-то… чудовищное.

— Талант. Только одному он все разрешает, а другому не все. И хрен я знаю почему. Уж такой он.

— Ну ладно, пусть так. Только ведь есть и долг перед истиной…

— Что за истина? Бог? Если он есть, пусть только попробует рыпнуться, когда судить меня начнет. Я столько ему предъяв выстрою на то, что он мне обязан был дать, но не дал, что он сам в десять раз грязнее меня окажется. Зашкерил счастье человеческое, кроила, и торгует им… На хер он мне такой нужен. Бог — это слишком просто, отец. Если бы он был, я бы его сразу вычислил.

— Ну а будущее? Как тебя потом будут судить?

— По хрену. Кто чище меня, тот не судит, а жалеет. А кто грязнее — и права не имеет на суд. Этого я, отец, не боюсь. Все равно там и дальше такое же скотство и блядство будет. Дураки, конечно, в моем грязном белье копаться бы начали — кому вломил, кого трахнул… А те, чистые, только душу должны увидеть, не будут рыться в этом говне времен. Им же по фиг — мучился ли, страдал ли. Им же интересно, что напишу, что сделаю, и все, нету больше ничего, им интересного. Поэтому и будущего нет. Поэтому могу делать чего хочу. Нет никакой истины, кроме моего таланта. Нету никакого добра, кроме спасения его любой ценой. Нет ни греха, ни вины, ни искупления — только бесконечный поток предательств и преступлений во имя таланта. Круговорот говна в природе. Так что мне все можно, и я все сделаю…

— Как же тебя любить-то такого?

— Любовь тоже талант. Значит, ей закон не писан.

— Много ты хочешь от жизни…

— Это много? Это и есть то, что каждому положено от рождения, как руки и ноги. Это минимум, понял?

— А что же делать-то тогда?.. — совсем растерялся подавленный Отличник.

— Что делать, кто виноват, кому на Руси жить хорошо… Что хочешь, то и делай. Все позволено. Поэтому и душа болит, отец. Дай денег на пазырь.

Отличник тяжело размышлял.

— А сколько надо? — спросил он.

Ванька от удивления сел, потом заржал и повалился обратно.

— Нет, харя, я у тебя не возьму. Купи лучше цветов Серафиме.

Проснулся Отличник отчего-то в шесть утра, больше заснуть не смог и решил пойти учиться в читалку. Он уселся там в дальнем углу, просторно разложив по парте учебники и тетради, но только успел прочесть страницу, как в читалку ввалилась компания Вадика Стрельченко. Поскольку вахтер где-то спал, забрав ключ от входной двери, компания решила выбраться на улицу через окно читалки. Отличник увидел Новиченко, Аргунова, Каменева, Карелиных, Бумагина, Беловых, а среди них и Нелли с Лелей. Все они не заметили Отличника, с хохотом и визгом влезая на подоконник и оттуда спрыгивая на газон. Только Леля увидела его.

— Стрельченко, я остаюсь!.. — крикнула Леля, направляясь к Отличнику.

Она тяжело рухнула рядом, молча обняла его и поцеловала мокрыми губами в ухо.

— А мы с вечера пьем, — сказала она. — Я уже такая косая…

— Я, между прочим, учусь, — холодно заметил Отличник.

— Фу, Отличничек. — Леля надула губы. — Ты как в семьсот десятой жить начал, так сразу таким занудой стал…

— Ну, я ведь не держу тебя… — Отличник пожал плечами.

— Ладно-ладно, — примирительно прошептала Леля, прижимаясь к нему большой, мягкой грудью и поглаживая по щеке. — В последнее время все так изменилось… Нам ведь раньше вместе было хорошо?

— Очень, — согласился Отличник.

— А пойдем ко мне, — предложила Леля. — Там у Стрельченко еще винище осталось, мы его выпьем, и нам опять будет хорошо.

— Ты же знаешь, что я не пойду. — Отличник усмехнулся. — А почему ты у Стрельченко живешь? Ты ведь жила у Лены Медведевой.

— Там Ванечка набедокурил, я и ушла. Стыдно.

— Тебе, Леля, все на свете стыдно, — печально сказал Отличник.

— Дура я, — согласилась Леля.

— Ну почему же дура? Нет, ты хорошая.

— А надо быть плохой, — убежденно сказала Леля.

— Почему? — удивился Отличник.

— Эх ты, почемучка… — Леля поцеловала его снова, и Отличник почувствовал прикосновение ее легких, как крылья бабочки, ресниц. — Я всегда думала: почему мне стыдно? Потому что ничего понять не могу, потому что я маленькая и гадкая? Так ведь понять все никто не может, разве что гений какой… А я ведь не гений, но за его работу хваталась. Вот и стыдно, что не на свое место лезла. Ведь на самом деле я просто лягушка и мне там быть положено, куда меня загоняют. А я считала, что это слишком низко, не по рангу… Поэтому я так устала, Отличничек, поэтому меня никто не любит.

— Ванька тебя любит…

— Он бутылку да себя любимого любит, а на остальное плюет.

— Зачем так жестоко?

— Ну а что он мне даст? Разве он сделает меня лучше?

— Кто ж тебя сделает, кроме тебя самой?

— Ты-ы… — пропела Леля.

— Ну-у, Леля, это опять старые песни.

— Ты меня не любишь, — быстро сказала Леля.

— Я же говорил, что люблю.

— Это не так говорят. Наверное, это вообще не говорят. Без слов бывает видно… Вот ты бы смог простить меня за все-все?

— Наверное, да, — подумав, сказал Отличник. — Да. Я тебя за душу твою люблю, а поступки ведь не только от нее зависят. А даже если только от нее, не всегда добро получается.