
Онлайн книга «Инжектором втиснутые сны»
Потом она вернулась лет на двадцать назад, к композиции Лесли Гор «You Don't Own Ме», и я ухмыльнулся, уверенный, что она выкопала из памяти эту затасканную песню в качестве шутки, чтобы приподнять настроение. Или черного юмора. Трудно было не заметить серьезное отношение к словам, так же хорошо подходившим к описанию ее собственного брака, как и к воображаемому затруднению Лесли. Следующая выбранная ею песня меня встревожила. «Hurt» [299] Тими Юро — возможно, эта песня была квинтэссенцией романтических страданий всех времен. Это должно было быть шуткой, верно же? Но, добавляя вино в сковороду с мясом, я хорошо видел ее лицо — в ее глазах блестели настоящие слезы. Она подошла к строчке «Мне больно… больше, чем ты… можешь представить…» — и, Боже мой, слеза на самом деле покатилась по ее щеке. «Мне так больно… — продолжала она стенать, — потому… что я до сих пор люблю тебя». Нет. Этого не могло быть. Она не думала о нем, этого не могло быть, нет. Но с другой стороны — а если да? У них ведь было очень много общего в самом начале, разве не так? Может, теперь шел отлив, возвращение — и так, пока не закончилась песня. В этом ведь был смысл, да? Мне пришлось признать за ней право пройти через то, через что она считала нужным пройти. И все же меня это пугало. Эмоции женщин порой бывают совершенно непредсказуемы. Наконец она допела «Hurt» и сделала коротенькую паузу. Если бы это был какой-нибудь концерт, я бы обязательно вставил в этом месте что-нибудь оптимистическое, например, «Brown Sugar» [300] или какую-нибудь бодрую мелодию Дорис Дэй, [301] чтобы все поголовно слушатели не изодрали себе запястья в кровь. Но у нее настроение катилось под гору, и останавливаться она не собиралась. «Жизнь в детстве… все было так просто…» О Господи, «Wild Horses». По меньшей мере семь минут романтической панихиды. Закажи еще один тройной и залей стаканчиком красного. И все же, это было совершенством. Предназначалось оно, конечно, Деннису, тут никаких сомнений не было. Она его изгоняла, как беса. Она словно перенеслась в другой мир и пела там для себя, как, наверное, много раз делала за эти пятнадцать лет, не обращая никакого внимания на мое присутствие. Свет закатного солнца, пробивающийся сквозь листву эвкалиптов и падающий в окно позади нее, окутывал ее мягким ореолом. Она никогда не была так прекрасна. На последнем, мучительном куплете ее голос сорвался. Я на миг подумал, что она сейчас разразится рыданиями. Но она продолжила душераздирающую волну мучительной боли и закончила песню. И затихла. Я подумал — может, она теперь споет что-нибудь из своих песен, но, видимо, у нее не было ничего, что могло бы достойно продолжить то, что она только что совершила. — Это было потрясающе, — наконец произнес я, понимая, что мои слова звучат слишком обыденно, почти бестактно. — Спасибо, — ответила она и рассмеялась, чтобы рассеять тяжелое чувство, которое оставила песня. — Деннис как-то сделал версию этой песни. С Луизой. Прямо перед «Приливом волны». — Непохоже, что это песня ей подходит. — Так и есть. Получилось ужасно. Он наращивал темп, пока она не начала звучать, как обычная ерунда «бум-бряк». Запихал в аранжировку все, что только сумел придумать: барабаны калипсо, марьячес, [302] черт знает сколько скрипок на заднем плане. Я рассмеялся: — Похоже, звучало как на его кассете. Она уставилась на меня: — Ты о чем? Какая кассета? Я немедленно почувствовал, что это тема, от которой мне лучше бы держаться подальше. — Просто кассета, которую он для меня ставил. Последний раз, когда я был у вас в доме. — Что ты имеешь в виду? Это то, над чем он сейчас работает? — Ну, наверное, да, — голос у меня был сдавленный, как у Гэри Купера. [303] — Ты разве ничего из его последних работ не слышала? Она издала смешок: — Шутишь, что ли? Он думает, я только несчастья приношу. Он боится, что если я хотя бы взгляну на какую-нибудь из его драгоценных кассет, она тут же автоматически сотрется или что-нибудь в этом роде. Удивительно даже то, что он тебе ее ставил. — Ну, я-то ему нравлюсь. — Угу, похоже на то, — ее пальцы побарабанили по крышке пианино. Казалось, она что-то заподозрила и сейчас ожидала лжи. — Ну и как она тебе? Я пожал плечами: — Не так плохо, как я ожидал. — Хочешь сказать, хорошая вещь? — Нет, что хорошая, тоже не скажу. Над ней еще работать и работать. Вот, например, кое-чего важного там до сих пор не хватает — вокала. — Нет вокала? — Пока нет. Она колебалась: — Но это — песня? В смысле, нормальная песня, а не просто звуковое месиво?.. — Ну сначала там именно звуковое месиво, а потом оно переходит в нормальную песню. Она казалась странно заинтересованной, словно я описывал ей никогда не выходивший фильм с Джеймсом Дином. — А он говорил, кому планирует отдать партию вокала? — Вопрос прозвучал с восхитительной обыденностью, но у меня в мозгу от него словно бомба взорвалась. — Думаю, он собирается наладить отношения с Луизой… Она фыркнула: — Еще чего. — В какой-то момент он упоминал Карен Карпентер… — Я серьезно. — Он, вроде бы, тоже. Еще он упоминал Джоплин. Или, вроде бы, Маму Касс. [304] Думаю, Минни Рипертон [305] в его списке тоже не на последнем месте… — Скотт… — Да я правда не знаю. В любом случае, там дорога еще долгая. Он пока что и слов-то не сочинил. С его темпами это займет еще лет десять. Боже, каким идиотом я себя чувствовал! Почему я боялся сказать ей, что на самом-то деле композиция была замечательной? Неужели я думал, что она тут же бросится обратно, умоляя его позволить петь ей? |