Книга Дополнительный человек, страница 100 – Джонатан Эймс

Он смотрел на меня секунду-другую, а потом сказал:

– Должны ли мы продолжать?

– Что именно? – спросил я. Я защищался. Я приготовился к тому, что он атакует меня вербально.

– Ложиться в постель. Вставать. Ложиться в постель. Вставать.

Он положил одеяло и расправил его.

– У вас есть альтернативы? – спросил я.

– Ни одной, с которой я мог бы выступить, – сказал он и прошел мимо меня в ванную. Я сел на свою кровать, все еще держа в руках мусорные мешки из супермаркета. Я слышал, как Генри писает. Он подождал, пока закончит, затем спустил воду. Первый раз за все время. Потом вышел и сказал: – Давай поедем на пляж в Бруклин.

– Разве вы не хотите, чтобы я съехал?

– Я не так старомоден, как ты думаешь… Можно поехать на Брайтон-Бич. У них там есть русские кафе.

Он делал вид, что ничего серьезного не произошло.

– Мне очень жаль… – начал было говорить я, но он вышел из комнаты. У меня было такое чувство, что он воспримет любые извинения как неадекватные.

Я слишком устал, чтобы ехать на пляж, но, конечно, я был согласен на все, что он скажет, так что мы отправились в «Соль земли», заправиться кофе на дорогу. Уже в «эльдорадо», когда мы мчались по федеральному шоссе, я, попивая кофе и делая вид, будто ничего не случилось, спросил как бы между прочим:

– Как прошла свадьба?

– Слишком глупо, чтобы о ней рассказывать. У них была ренегатка священник – разведенная с кольцами на пальцах, в короткой юбке. Она знала, что я ее не одобряю, и ей, естественно, не понравилось, как я читал из короля Якова.

– На Беллмане был пиджак?

– Да, весьма респектабельный. И у него голос дрожал от чувств, когда он говорил «согласен». Гершон тоже светился от счастья. Может быть, он сделает предложение женщине, которую с собой привез. Она слегка ненормальная. Ей за сорок, а она все еще студентка, только не сказала где. Если голова у нее работает, она, конечно, согласится.

Я хотел узнать, почему он рано вернулся, но это могло всколыхнуть недавние переживания, поэтому я спросил:

– Лагерфельд получила удовольствие?

– Конечно. Бесплатная еда. Но ей не понравится возвращаться сегодня поездом. Она не захочет платить за билет. Но я вынужден был уехать. Меня поселили в одной комнате с Гершоном, а он ужасно храпит, просто немыслимо. У меня не было затычек и маски для глаз. Я засунул в уши салфетки, но это не сработало. Так что я вернулся. Мне также не хотелось встречаться утром с Беллманом, это было бы уже слишком.

Я помолчал немного и сказал:

– Генри, мне очень жаль… когда вы вернулись домой…

– И добавил слабо: – Я был пьян…

– Перестань извиняться. Не подобострастничай.

– Разве вы не сердитесь?

– Сержусь. Но я ведь и люблю тебя.

– Вы вышвырнули Беллмана за меньшее прегрешение.

– Мне жаль было бы с тобой расстаться.

– Я был с транссексуалкой.

– Никто не совершенен… Я думал, это гермафродит. Это было бы куда интереснее.

– Нет, транссексуалка. Она принимает женские гормоны и поэтому так выглядит.

– Ты вечно думаешь о трансвеститах, транссексуалах. Я прошел через это в Париже в пятидесятых. Тебе неплохо было бы отправиться за консультацией в Американский легион.

– Американский легион?

– Вот именно. Они там тебя бы подправили… Или, может быть, к психоаналитику, может, ты нуждаешься в нем.

– Я уже думал об этом, – сказал я, чтобы показать, что хочу измениться. – Вы когда-нибудь ходили к психоаналитику?

– В колледже. Когда умерла моя тетушка. Я был в депрессии. Виделся с психоаналитиком один раз, и он немедленно сдался. Сказал моей матери: «Он собирается делать что хочет, мы ничем не можем ему помочь». Он был прав.

– Есть ли у вас какой-нибудь совет для меня?

– Не греши больше. Не греши против своего тела. Следуй Библии. Работай. Работай над своей душой. И молись о просветлении. Может быть, и мне достанется немного просветления, поскольку мы живем в одной квартире.

Я уставился на Генри. Его руки лежали на руле. Глаза смотрели на дорогу. Он любил меня. Ему было бы жаль расстаться со мной.

Мы припарковались около променада на Брайтон-Бич. Было чудесное майское воскресенье: жаркое, но не душное, небо в облаках. Пляж уже начал заполняться людьми – они лежали на полотенцах и пледах. Океан был спокойным и синим, как небо над ним.

Вокруг было множество пожилых людей, прогуливающихся или сидящих на скамьях: ссутулившиеся мужчины с морщинистыми, отрешенными лицами, не слишком умными, но прекрасными из-за старости; пожилые женщины в симпатичных платьях, с толстыми руками, которые приготовили тысячи вкусных блюд. Брайтон-Бич напоминал Европу, но в отдалении я уже видел циклон с Кони-Айленда.

Мы сели за столик в открытом кафе. Я посмотрел меню – оно было написано по-русски и по-английски. Генри говорил, что на Брайтон-Бич есть русские кафе, но я не совсем понял, что он имел в виду. Он часто рассказывал о России, но я почти не вникал в его слова. Я прислушался к людям вокруг меня, никто не говорил по-английски.

Я сказал Генри:

– Да тут настоящая Россия.

– Вот именно. Они называют это место маленькой Одессой. Здесь все русское.

Скорее все здесь было русско-еврейское, наполовину мне родное, но для Генри это была самая близкая Россия, до которой он мог добраться. Солнце ярко светило, мы погрузились в меню. Подошла хорошенькая темноволосая русская официантка, и мы заказали блины с икрой и лимонад. Это было не слишком дорого: русские цены – всего около шести долларов. Но икра! Мы прожигали жизнь.

Несколько чаек высматривали что-то на деревянном настиле совсем рядом с нами.

– Посмотри на них, – сказал Генри, – вышагивают так, будто они здесь хозяева, а ведь они совершенно зависимы. У них даже нет собственного ночного горшка!

– Настоящие гордецы, вон как надувают грудь, – сказал я.

– Да.

Официантка принесла лимонад. Генри смотрел на океан. Я смотрел на него.

– Надеюсь, мы больше не похожи на трех сестер, – сказал я.

– Почему?

– Ну, мы наконец-то попали в Россию.

Генри помолчал минутку, а потом сказал:

– Да, но думаю, в августе нам следует отправиться в настоящую Россию. Вдвоем там можно отлично провести время. Вдвоем лучше. Безопаснее. Поразмысли об этом… Я отсрочу уплату налогов, а ты подкопишь денег. Нам не много нужно. В Риге бутылка шампанского стоит всего три доллара.