Онлайн книга «Комната Джованни»
|
Он пожал плечами. – Наверно, потому, что женщины – это та проблема, на которую у меня нет сейчас сил. Et puis… [95] Он умолк. Мне хотелось сказать, что он выбрал наиболее необычный выход из положения, но я лишь заметил осторожно, немного помолчав: – Ты, кажется, не очень высокого мнения о женщинах? – О, женщины! Слава богу, нет никакой нужды иметь мнение о женщинах. Женщины подобны воде. Они прекрасно могут искушать, так же как предавать; могут быть такими, знаешь ли, бездонными и такими поверхностными. И такими грязными. Он помолчал. – Возможно, я не очень люблю женщин, это правда. Но это не помешало мне переспать со многими и влюбиться в одну или двух. Но в большинстве случаев почти всегда в этом участвовало с моей стороны лишь тело. – От этого можно почувствовать себя очень одиноко, – сказал я, сам того не ожидая. А он не ожидал этого услышать. Он взглянул на меня, протянул руку и коснулся моей щеки. – Именно так, – сказал он и добавил: – Я не стараюсь быть méchant, [96] когда говорю о женщинах. Я уважаю их – и очень – за их внутреннюю жизнь, несхожую с тем, что происходит в мужчине. – Но ведь женщины, кажется, не в восторге от этой идеи, – сказал я. – Знаешь, – откликнулся Джованни, – эти женщины носятся сегодня повсюду, полные идей и всякого вздора, веря, что они во всём равны мужчине. Quelle rigolade! [97] Их нужно отдубасить до полусмерти, чтобы до них дошло, кто правит миром. Я расхохотался: – Значит, женщины, которых ты знал, любили хорошие побои? Он улыбнулся: – Любили, не любили – не знаю. Но побои никогда не заставляют их уйти. Мы оба расхохотались. – Во всяком случае они не были такими, как твоя полоумная девица, носящаяся по всей Испании и шлющая открытки в Париж. Чем у неё голова набита? Хочет она тебя или не хочет? – Она отправилась в Испанию, чтобы это понять. Джованни широко раскрыл глаза. Он был возмущён: – В Испанию! А почему не в Китай? Чем она занимается? Решила перепробовать всех испанцев, чтобы сравнить с тобой? Я начал злиться: – Ты не понимаешь. Это очень интеллигентная, очень непростая девушка. Ей захотелось уехать куда-то и поразмышлять. – О чём же она размышляет? Выглядит всё это довольно глупо, должен сказать. Она просто не может решить, в какую постель ей лучше лечь. Она хочет и рыбку съесть, и… – Если бы она сейчас была в Париже, – сказал я резко, – меня бы уже не было здесь с тобой, в этой комнате. – Ты бы уже не жил здесь, – уступил он, – но мы бы продолжали встречаться, почему бы и нет. – Как это «почему бы и нет»? А если она узнает? – Узнает? Что узнает? – Брось, пожалуйста, – сказал я. – Ты прекрасно знаешь, что она может узнать. Он мрачно взглянул на меня: – Она кажется мне всё более невыносимой, эта твоя девица. Она что – будет преследовать тебя повсюду? Наймёт сыщиков спать под нашей кроватью? И какое ей, в конце концов, до всего этого дело? – Ты не можешь так думать всерьёз. – Конечно могу! – вспылил он. – И думаю. Это тебя невозможно понять. Он тяжело вздохнул, подлил ещё кофе и взял бутылку коньяка с пола. – Chez toi [98] всё слишком судорожно и запутанно, как в британском детективе с убийством. Заладил себе «узнает, узнает», будто мы соучастники какого-то преступления. А мы не совершили никакого преступления. Он подлил коньяка. – Ей просто будет очень больно, если она об этом узнает. Вот и всё. Люди пользуются очень грязными словами насчёт… насчёт таких вещей. Я замолчал. И понял по его лицу, что моё объяснение прозвучало неубедительно. Тогда я добавил в свою защиту: – Кроме того, это считается преступлением в нашей стране. А ведь я вырос всё-таки не здесь, а там. – Если тебя пугают грязные слова, то я не понимаю, как ты ещё жив. Люди полны грязных слов. Они не пользуются ими только тогда (я имею в виду большинство), когда описывают что-то грязное. Он замолчал, и мы посмотрели друг на друга. В противоположность тону произносимых им слов было видно, что ему страшно. – Если твои сограждане считают, что частная жизнь – это преступление, тем хуже для вашей страны. Что касается этой девушки – разве ты всегда держишься за её юбку, когда она здесь? Я хочу сказать – целый день и каждый день? Тебе случается пойти куда-нибудь выпить одному или нет? Может быть, ты гуляешь иногда без неё, чтобы поразмышлять, как ты говоришь? Американцы, похоже, очень любят размышлять. И не может ли быть, что, пока ты размышляешь или стоишь со стаканчиком, ты заметишь другую проходящую мимо девушку, а? Может случиться, что ты просто посмотришь на небо и почувствуешь, как в тебе гуляет кровь? Или всё останавливается с появлением Хеллы? Ни стаканчика в одиночестве, ни взгляда на девушек, ни неба? А? Что скажешь? – Я уже сказал тебе, что мы не женаты. Но, кажется, сегодня утром ты ничего не в состоянии понять. – Так или иначе, когда Хелла здесь, встречаешься ли ты с кем-нибудь без неё? – Конечно. – Заставляет ли она тебя рассказывать всё, что ты делаешь без неё? Я вздохнул. Перестав уже следить за нитью разговора, я просто хотел, чтобы это побыстрее кончилось. Я пил коньяк слишком быстро, и у меня жгло в горле. – Нет, конечно. – Хорошо. Ты симпатичный, очень милый и воспитанный парень, поэтому (если только ты не импотент) я не понимаю, на что она может жаловаться и о чём тебе беспокоиться. Организовать, mon cher, la vie pratique [99] очень просто – надо только постараться. Он задумался. – Иногда не всё клеится, согласен. Но можно устроить как-то по-другому. Это не английская мелодрама, которую ты из всего делаешь. Не надо: жизнь станет просто невыносимой. Он подлил коньяка и улыбнулся мне так, будто уже разрешил все мои проблемы. И в этой улыбке было что-то настолько безыскусное, что я невольно ответил ему улыбкой. Джованни нравилось считать себя человеком практичным, а меня нет и учить меня непреложным истинам жизни. Для него было очень важно верить в это: в глубине души он не мог не понимать, что я беспомощно, и тоже в самой глубине души, сопротивляюсь ему изо всех сил. |