Онлайн книга «Прощай, Атлантида!»
|
" Каково годами, – прикинул Полозков, медленно вертя пощелкивающей далекими кастаньетами шеей, – разгадывать и переводить на людской язык шорох осыпающейся кладки и гомон бродящих здесь еще голосов прошлых посетителей. Нет уверенности, что живое существо, обреченное природой жить в слаженном ритме с подобными, способно само, без помощи этих мнимых собеседников и вне компании витающих тут духов переварить в этой ямке времени год или два. Только слова и шепот, только они, уверился Арсений, лекарство от яростной в тишине души". И продекламировал для себя вслух случайно встреченную и с тайным стыдом прочитанную в старушкиной комнатке древнюю чью-то открыточку: " Дорпат, 5 апреля 1909. Надеюсь, но не жду. Люблю, но ненавижу. Поманишь, не приду, тебя в себе увижу. Эльза". Какая-то древняя Эльза. Но опять посторонний шепот, уже настойчивый, прервал негромкую декламацию задержанного: – Мужик, ты чего сопишь? Чего "надеюсь"? Мужик, живой? И Арсений Фомич увидел прямо в середине стены какую-то бледную голову, торчащую без тела, и круглой сковородкой светящуюся в переменчатом лунном токе. Когда он пригляделся, то понял – видно, за скудостью средств такая же соседняя каморка была отделена от этой сварной решеткой и огорожена листами гипсокартона, так что, взобравшись на топчан, можно было соседям по несчастью вполне переговариваться и сосуществовать в коллективе. – Мужик, – повторил голос. – Ты чего один напихан, скучаешь? – Да нет, – ответил Арсений. – Некогда. – Бормочи громче. Нас тут, придавленных нонче, как блох в дохлой киске. Всю городскую гордость запекли. И две нади-бл… лизка-киска, да валька-швалька, на топчане сеструхаются, какой-то еще с жиркомбината без портков, удушил бы, был при ремне. Мне бы старший на том свете за это два-три срока скостил. Как ты кличешься-то, отдельный? – Арсений. – А я Хорьков, местный злой человек. Я тебя, Арсений, сегодня сдал. То-то, чую, знакомец ты по мне. – Разве ты меня видел? – удивился географ. – Что ж с того, – прошептала голова. – С безысходки сдал. Ты же со стволом по поселку бегал и взрывпакет в чемодане во все углы пристраивал. И в школу, небось с пацанвой сговорился, терорит. – Не было такого, – угрюмо огрызнулся Арсений. – Мало чего не было! А кто видал, что не было. Что ж мне за тебя, говнца, опять сухари сушить – Чумачемко обещался: квакнешь, говорит, на соседа, будет тебе на рожу фунт меда и мороженого хека с банькой, а не доперишь нюхалкой – фунт лиха, и мочало порву. За одну-то соломину двое не удержатся. Выпал, парень, ты из гнезда – ищи кукушку. Так что лады, мужик, мне за тебя старшой на том свете все одно лишнюю баньку добавит. Хочешь, я к тебе соседом попрошусь, все веселей. Всю жизнь свою окончательную тебе прокалякаю. Вроде как подсадной, разнюхать за душевной беседой-мукой. – Не надо, – отказался географ. – И без тебя тошно. – Вот это густо решил, мужик. А то я судьбинушку свою встреченную упомню, разволнуюсь до тряски, да и удушу тебя каким попадя твоим ремнем. Тебе это куда ж. Уважаю. А вот сынка мой младшой и единственный Кабанок, он же по матери Димок, все на меня глядит плохо, мол, пьянь-буянь без кодлы, посуду бью и мамку, и гармонь об соседку Нюру старую разхимичил, все не по нем. Что буяню, а не блатной. А куда ж мне деваться, меня в блатные кто ж теперь и по раком… мендации примет. Выпавший я, вроде и ты. Я так сварганен. Будет еще кабаненок глядеть, удушу школьным ремешком, или в корыте…Чтоб без следа уйтить… – Скройся, Хорьков, – грубо рявкнул географ. – Не хочу тебя слушать. – Ладно, уйду, – согласилась белая голова. – Ни от кого проку нет, все против шерсти норовят. Попрусь к работяге, от него хоть мылом воняет. – Прекратить разговоры неположенной ночью, – раздался зычный голос старшины, и в коридоре вспыхнул свет. – Полозков, на выход. В комнату собеседований, адвокат твой приехал. Повернулся ключ, громыхнул засов, и пораженный в правах вышел под свет ламп из камеры. " Все потихоньку сходится, – мелькнуло сквозь него в полминуту короткого пути. – Все по отдельности не противоречит ни говорящей мумии-старушке, ни темной истории вечернего пригорода. И, случается, Фени за дверьми жмутся, и уазики разъезжают, карауля запоздавших несунов. Часто и мальчуганы, презрев кропотливые дроби, сразу выходят на свою большую дорогу. Изредка застрявшие в щелях заразные отщепенцы-кликуны пугают редких встречных путами божественного провидения. Но вот одно никак не влезает в размеренную качку давно не чищеных, поврежденных разумом ходиков – это чтобы все сразу. Тогда пусть высунется жестяная лысая кукушка и разъяснит, зачем нагроможден скрипящий механизм, указующий неверное время". В той же допросной комнатке Арсений увидел сидящего на стуле невысокого, но весьма дородного лысоватого мужчину, одетого в строгий серовато-темный элегантный костюм, подходящий скорее для объявления выступающих съезда профсоюзов или для наднационального схода композиторов и вокалистов. Мужчина приветливо улыбнулся круглым лицом и полными щеками, указывая одной рукой напротив, а другой поправляя безупречный галстук. – Присаживайтесь, дражайший Арсений Фомич, чувствуйте себя, как я – дома. Всюду, везде, в любых эманациях природы стоит располагаться комфортно. Бессменной душой и бренным туловом, – и адвокат скрипнул маловатым ему стулом. – Так позвольте узнать, любезный, зачем вызывали в столь неурочный час, разрушив, так сказать, объятия морфея? Арсений непонимающе уставился на толстяка. – Я не вызывал, – выдавил он неохотно. – Позвольте, позвольте, – толстяк нервно вскочил, замахал ручками, и на лицо его пересело обиженное выражение. – Разрешите не поверить. Он высунулся в дверку и крикнул негромко, но отчетливо, адвокатски выводя фразы: – Уважаемый, майор. Чумачемко! Клиент, оказывается не звонил и не будил. Что? Какие? А почему спешка, надо было разъяснить…Боже правоведный, сплошная неразбериха, когда этому, consum actum, беспределу наступит предел… Вернулся он на место, опять, все же, улыбаясь, но щеки чуть нервически дрожали. – Неразбериха разобралась, досточтимый. Обычная наша чепуха, очередное назначенное дело. Госзаказ. Неимущие клиенты, отбившиеся от рук, бесплатное благо. Сколько можно! Но Вас сие не касается, наоборот, – застрекотал он. – Позвольте представиться. Ваш новый адвокат по этому, не скрою, чрезвычайно запущенному делу…Павлов Теодор Федорович, да-да, Ваш покойный…тьфу!..покорный слуга, так сказать, – и толстяк протянул задержанному визитку, незаметным движением щипача вывернув ее неизвестно откуда. На визитке вензелями красовалось: АДВОТАТСКОЕ БЮРО КОЛИН И ПАВЛОВ Международный арбитраж. Сложные финансовые коллизии. Сопровождение крупных успехов. Синхронный перевод юрисдикций. – Так в чем дело? – адвокат квашней наплыл на стол и уставился на Арсения Фомича маленькими веселыми глазками. – В чем проблема клиента? |