Книга Рыжий, страница 69 – Джеймс Патрик Данливи

— О Господи, Себастьян, но я должен удостовериться.

— И правильно сделаешь. Привет Тони.

— Я уже много недель никому не открывал дверь.

— Тебе, видно, несколько докучает хозяин квартиры?

— Меня победили. А ты-то как? Заходи, я снова запрусь.

Себастьян постоял в прихожей, наблюдая, как Тони закрывает дверь, придвигает к ней тяжеленную доску, а затем надежно ее закрепляет с помощью клиньев.

— Неплохо придумано, Тони.

— О Господи, от всего этого я просто преждевременно старею. Они уже не просто колотят в дверь, они пытаются разломать ее. Я мастерил эту штуковину всю ночь, и к утру она уже была готова. Они привели двоих откормленных полицейских, но и те не смогли ее взломать. Они только потоптались за дверью, копошась в своих чертовых бумаженциях, и что-то бубнили, а я поджидал их за дверью, готовый отправить к праотцам первого же, кто сюда сунется. Впрочем, это было плохо для детей, я ведь вообще не мог их выпускать погулять.

— Так что же произошло, Тони?

— Я все вывез из квартиры. Терри с детьми отправил за город. А сам заперся в этой гробнице на тот случай, если они вдруг не оставят свои попытки меня выселить. Хороши дела, не правда ли?

Себастьян сел на подоконник. Тони прислонился к плите, руки скрестил на груди; на его ногах шлепанцы с кисточками. В комнате не осталось ничего, кроме одной-единственной кастрюли на гвозде над плитой. Влажные, осклизлые стены эхом вторят их голосам. Они посмотрели друг на друга. Дэнджерфилд согнулся пополам. Он хрипит. Тони откинул голову назад и засмеялся. Окна заходили ходуном.

— Тони, когда-нибудь это все закончится. Ты согласен?

— Может быть. Но у меня уже нет никаких сил.

— То есть, ты хочешь сказать, что уже готов вздремнуть на Невинском кладбище. Здесь лежит Тони, после которого остался один только стон. Так что ли?

— Себастьян, нам всем конец. А последний месяц был, пожалуй, самым трудным. Когда тебе приходится плохо, то ты утешаешь себя тем, что хуже не бывает. А потом становится еще хуже. И все продолжается в том же духе, пока ты не устанешь до такой степени, что тебе уже все становится безразлично. Вот как оно бывает. И все так отвратительно, что ты должен или воспрянуть духом, или сдохнуть. Клоклан, старый потаскун, был прав. Он-то уже на небесах.

— Кеннет рассказал мне.

— Так и следовало поступить. Бутылку «Джемсона» и бултых с парохода! Я просматривал газеты, чтобы узнать, не прибило ли этого проходимца где-нибудь к берегу. С него станется вынырнуть где-нибудь на пляже следующим летом и до смерти испугать беззащитных малышей.

— Ты и в самом деле уверен, что он выбросился с парохода, Тони?

— Не знаю даже, что и думать. Старый потаскун сгинул бесследно. Не особенно удивлюсь, если узнаю, что он сейчас где-нибудь в Кардиффе развлекается с какой-нибудь старой вешалкой, чтобы выжать из нее несколько последних монет. О’Кифи уехал навсегда. Жаль.

— Он уже в открытом море.

— Грустно.

— Что ты намерен предпринять, Тони?

— Не имею ни малейшего понятия.

— А где же ты спишь?

— Идем, я покажу. Тебе понравится.

Себастьян пошел вслед за ним по длинному коридору; темные, расположенные под землей комнаты эхом вторили их голосам. Себастьян остановился возле двери. Маларки придвинулся к стене, чиркнул спичкой по шершавому камню и зажег газовый фонарик.

— О Господи! Тони, я бы сказал, что это не от мира сего.

— Я знал, что тебе понравится.

В длинной розовой комнате. На противоположных ее концах в стены были вбиты мощные костыли, из тех, что используют на железных дорогах, а к ним толстенными веревками привязан гигантский гамак. Черное пальто служило чем-то вроде матраса.

— Да помолится за нас всех Блаженный Оливер!

Тони прыгнул и, продемонстрировав недюжинную сноровку, приземлился в самом центре этой черной колыбели. Он протянул руку.

— Подай мне этот шнур со стены, Себастьян.

Улыбающийся Маларки схватил шнур и подтянул себя к стене, а затем отпустил шнур, разжав пальцы. Гамак стал плавно раскачиваться от стены к стене. У двери слышались всхлипы заходившегося от хохота Себастьяна.

— Тони, если бы я не находился сейчас в Катакомбах наедине с таким честным человеком, как ты, я бы сказал, что подобное невозможно, но поскольку я вижу это своими глазами — я верую.

— Я тебе кое-что расскажу. Если бы не эта штука, я бы просто свихнулся. Она спасает меня. Спать-то мне было негде, а из вещей — только это пальто да куча старого хлама. На полу спать невозможно из-за крыс. Так что из пальто, которое мне подарил богатый американец, и веревки, которую я нашел, когда пытался отыскать хоть что-нибудь, что можно заложить в ломбард, я смастерил этот гамак.

Тони приподнял пальто.

— Я сплел его из кусков веревки и тряпок. Неплохая работенка, а?

— Тони, ты самый умный из всех людей, с которыми я знаком.

— Вот так-то я и живу, Себастьян. А у тебя что нового?

— Я уезжаю в Англию.

— Не может быть!

— Сегодня вечером почтовым кораблем.

— Что-нибудь случилось?

— Даже не знаю, что тебе сказать. Запутанная история.

— Ну и правильно.

— Нам всем крышка, Тони.

— Они уже целый год пытаются выселить меня отсюда. Но им это так и не удалось. И это мое единственное утешение в этом мире. Просто чихать на владельца квартиры. Но вот что я скажу тебе, Себастьян. Пока в Ирландии не переведется картошка, им меня не одолеть. И прежде чем им удастся меня скрутить, я раскрою немало физиономий.

— Достойно сказано, Тони.

— И дети. Не знаю даже, что предпринять. Им же нужно где-то жить. Нужно что-то искать. Заработать хоть немного денег. Да будь у меня хоть пара монет, я бы купил по дешевке ферму в Виклоу.

— Стань гангстером.

— Не могу, Себастьян.

— Ты жертва гордыни, Тони. Думаю, пришло время промочить горло.

— А я думаю, что ты прав впервые с тех пор, как ты сказал это в прошлый раз.

— Подожди, я схожу в туалет.

— Это невозможно.

— Не понимаю тебя. Невозможно?

— Да я с корнем вырвал унитаз и загнал его в порту за тридцать монет.

— Боже праведный!

— А за увесистую трубу мне дали восемь шиллингов и шесть пенсов.

— Придет ли когда-нибудь конец нашим страданиям?

— Я в безнадежном положении.

— А теперь вот что, Тони. У меня чисто профессиональный интерес. Как ты доставил такую тяжелую ношу до порта?