Книга Клуб желаний, страница 37 – Ким Стрикленд

Эмили разревелась, и Гейл притянула ее к себе, прижала крепко, радуясь хоть какой-нибудь опоре.

— Все будет хорошо, моя маленькая. — Гейл погладила спинку дочери. — Не плачь. Все будет хорошо.

Штаб-квартира чикагского Женского фонда занимала большой викторианский особняк в Линкольн-парке. Особняк знавал лучшие дни, можно вообразить, каков он был в те времена: наборный паркет, красное дерево, хрустальные канделябры. Однако с тех пор здание если и не пришло в совершенный упадок, то порядком обветшало. Женский фонд как-никак благотворительная организация и не может позволить себе швырять деньги на нечто столь несерьезное, как внешний вид.

В кабинете на первом этаже Линдси повесила трубку и заглянула в свои записи. Как член организационного комитета весенней демонстрации мод, она сотрудничала с отелем «Метрон», наимоднейшим и популярнейшим в городе. Через три недели (то есть в начале марта) там и пройдет показ мод. Линдси как раз закончила объясняться с организатором мероприятий из «Метрона», когда в дверь просунула голову Эвелин Кентвелл:

— Линдси! Здравствуй, солнце.

Эвелин имела обыкновение обращаться так ко всем женщинам в Фонде. Приятно услышать от нее «солнце» — значит, ты у Эвелин в чести, а так как она президент чикагского отделения Женского фонда и, следовательно, в ее руках ключи от дверей в чикагское высшее общество, быть у нее в чести очень даже неплохо. Беда в том, что сколько бы Эвелин ни чирикала свое «солнце», сама она ни капельки не грела.

— Эвелин. Привет, — улыбнулась Линдси.

— Бог мой, Линдси, выглядишь великолепно! Признавайся — похудела?

— Спасибо. — Линдси просияла — в последнее время эта тема ее неизменно радовала. — Да, немножко похудела. Приятно, что ты заметила.

Эвелин застыла в дверях. Сведя брови, она бесцеремонно разглядывала Линдси.

— Мне все уши прожужжали про то, как ты потрясающе выглядишь. Да, надо признать, ты просто светишься.

Линдси молча улыбалась. Вскоре, однако, ей стало неловко — сколько же можно сидеть и улыбаться (или светиться), — и она перешла к делу:

— Я только что с «Метроном» общалась. Джордж спрашивает, кто будет отвечать за цветы — их собственный флорист или мы сами этим займемся? Усиленно намекал, что будет лучше, если мы воспользуемся услугами их флориста, но, по-моему, нам не следует…

— Чего же еще ждать от Джорджа, верно, солнце? Прошлой осенью на заседании оргкомитета Фестиваля камерной музыки мы вдоволь налюбовались работой его драгоценного флориста — там были гвоздики! — Эвелин сделала круглые глаза: можешь себе представить? — Твоя интуиция тебя не обманывает. Мы сами закажем цветы. Как думаешь, с «Кейко» можно еще договориться? Не слишком поздно?

— Прямо сейчас и позвоню. — Линдси взялась за телефон.

— Что-нибудь такое… орхидейное.

Линдси согласно кивнула и улыбнулась: прекрасная мысль, изысканный вкус!

— И не простые фаленопсисы, а что-нибудь поэкзотичней. Ну, у «Кейко» сообразят. — Эвелин усмехнулась. — Займись, солнце. Хорошо работаешь, продолжай в том же духе. — Она одарила Линдси еще одной улыбкой и вышла.

Линдси подняла трубку и попыталась набрать номер, что оказалось не так легко. Она подскакивала на месте и никак не могла угомониться.

Гейл мчалась вдоль западного крыла школы с извивающейся Эмили на руках. С этой стороны здание ближе подходило к улице, и здесь тоже было затишье, только суетились несколько пожарных. Один из них крикнул:

— Сюда нельзя! Перейдите на ту сторону!

Его не услышал бы только глухой; пришлось подчиниться. Гейл свернула к дороге, протиснувшись между двумя автомобилями, — и одной ногой по колено провалилась в сугроб у обочины. Попыталась выбраться, нащупывая опору другой ногой, но поскользнулась на ледяной корке и рухнула. Эмили выпала у нее из рук, и в ту же секунду Гейл услышала хруст, колено обожгло острой болью.

— Эмми!

Гейл выкарабкалась из сугроба, поползла туда, где лежала на боку и плакала навзрыд Эмили, маленький розовый комочек.

— Что, куколка моя? — Гейл ужаснулась при виде крови на детской курточке. — Где больно, куколка? Где?..

Кровь шла из большого пальца Эмили. Уф-ф! Гейл протяжно выдохнула. Кажется, все не так страшно.

На глаза навернулись слезы. Что она творит? Таскает ребенка по морозу без шапки, без варежек, в расстегнутой куртке… Гейл крепко обняла малышку. Если бы только она могла сейчас так же обнять своих мальчиков. Трясущимися пальцами она застегнула на Эмили розовую куртку.

Боже милостивый, пусть с мальчиками все будет в порядке! Умоляю, сделай так, чтобы с ними ничего не случилось! Гейл бросила взгляд поверх плеча Эмили, где в дыму по тротуару метались люди. Хочу, чтобы Уилл и Эндрю подбежали ко мне, прямо сейчас. Господи, я все сделаю, только помоги им!

Гейл с Эмили на руках поднялась с грязного снега, скривилась от боли в правой ноге. Перешла дорогу, осторожно ступая по льду. На тротуаре было сухо, и она пошла быстрее, несмотря на пульсирующую боль в колене. Впереди толпились ребята постарше ее мальчиков — шестиклассники, наверное. И несколько учителей.

— Кто-нибудь видал приготовишек? Или третий класс? — крикнула Гейл. Глаза щипало от слез и дыма.

Все замотали головами.

Гей прокладывала себе дорогу, натыкаясь на людей, повторяя свой вопрос снова и снова.

— Мама! — донеслось издалека.

Гейл круто развернулась.

— Уилл? — В толпе, в дыму она его не видела. Обозналась? Такое с ней уже бывало прежде, и всякий раз вина занозой пронзала сердце. — Уилл? Уилл! Где ты?

Щурясь от дыма, Гейл повернула назад, туда, откуда только что пришла. И тут разглядела его спину, рыжеватые вихры, бордовый свитер, в котором он утром ушел в школу. Задрав голову, мальчик вглядывался в лица снующих мимо взрослых.

— Уилл!

Он обернулся, увидел ее, бросился со всех ног, налетел на них, едва не отправив Гейл спиной на асфальт. Она покачнулась, но устояла, а затем опустилась на колени и, не выпуская из рук Эмили, прижала к себе сына.

Мара сидела за письменным столом и разбирала накопившиеся за неделю бумаги, методично опустошая пачку мятных вафелек в шоколаде. Брючная резинка впилась в заметно округлившуюся талию — Мара немного поправилась. Ладно, чуть больше, чем «немного». А если совсем честно — прибавила, похоже, столько же, сколько Линдси сбросила.

«Ну и что? Могу себе позволить». К тому же ей пришлось взять несколько выходных, чтоб подлечить нос. (Отгулы плюс больничный — доктор Сили, надо думать, весь желчью изошел.) А когда сидишь дома, тут же начинаешь объедаться: холодильник-то под боком.

Однако кое-что переменилось. Мара всегда корчила брезгливые рожи зеркалу, разглядывая свою фигуру с заметным животиком. Но не в последнее время. Теперь она начала принимать собственное тело. И любить его таким, какое оно есть.