Онлайн книга «Жена по призванию»
|
– М-да? – изогнул брови Руперт. – То есть ты любишь такие игры? Хочешь – устроим? – Только если привязан будешь ты, – мило улыбнулась наемница. – Никаких проблем, но только при условии, что ты не станешь при этом отлынивать, – невозмутимо откликнулся Руперт. – А это как получится, – уклончиво ответила Нэт. – Тогда перебьешься. Он развел руками, а затем облокотился о спинку кресла и раздраженно спросил: – Так зачем ты сюда притащилась? Говори быстрее, у меня много дел. – О да, это мы уже поняли! – язвительно воскликнула Нэт. Я неловко переступила с ноги на ногу. – Виконтесса, надеюсь, вы понимаете, что к вам мои слова не имеют никакого отношения? – уточнил Руперт, повернувшись ко мне, но тут же с упреком покосившись на наемницу. – Догадываюсь, – пробурчала я. Я не лгала. Ситуация хоть меня и смущала, но не выбивала из колеи настолько, как могла бы, к примеру, с полгода назад. – Между прочим, мы с виконтессой действительно пришли к тебе по делу, – заявила Нэт. – Мы уполномочены сообщить, что план действий по возвращению королевского письма готов. И мы можем посвятить тебя в его детали – если, конечно, ты не слишком сильно занят делами. Она многозначительно подняла брови. – Ну так давай выкладывай, – отозвался Руперт, одновременно пододвигая мне стул. За день до намечающегося торжества в загородном доме брезийского посла Эльвара лер Донна жизнь била ключом. Хотя до дня рождения посла и оставались еще целые сутки, на хозяина особняка, равно как и на всех его домашних, навалилось несчетное число приготовлений. Праздник в узком кругу гостей был делом нешуточным. С утра послу и его супруге пришлось провести уйму времени в обществе портных, а также разбирая почту, состоявшую из поздравлений, подарков, благодарностей за полученные приглашения, вынужденных отказов от приглашений, сопровождаемых развернутыми сожалениями, и конечно же обычных писем скорее политического, нежели личного содержания. Тем временем во всем доме проводилась генеральная уборка, а ближе к вечеру на кухне приступили к приготовлению некоторых блюд. По большей части жарить, варить, тушить и печь повару и его многочисленным помощникам предстояло завтра, однако кое-что можно и нужно было сделать загодя: к примеру, замариновать мясо. Так что невероятно вкусные запахи плыли по дому уже сейчас, дразня нос и предупреждая о том, что назавтра ожидание пиршества станет еще более невыносимым. Из полного суеты, запахов и неизбежной во время уборки пыли дома многие старались по мере возможности выбираться во двор. Здесь тоже царила суета: слуги выбивали ковры, таскали воду, а также разгружали многочисленные телеги с подарками, продуктами, винами и прочими товарами. Зато во дворе у обитателей особняка появлялась возможность превосходно провести время, отдохнуть и развеяться, поскольку именно сюда сходились артисты и музыканты, стремившиеся выступить на завтрашнем мероприятии. В дом этих людей пока не допускали, а во дворе их выступления внимательно смотрел и слушал церемониймейстер, который и принимал затем решение о том, кому из них предоставить кров, еду и приглашение на работу. Среди готовящихся выступить музыкантов зрительницы женского пола не могли не отметить необыкновенно обаятельного молодого человека со светло-русыми волосами, узкой бородкой и харизматичной улыбкой. Когда же настала очередь юноши и он запел, аккомпанируя себе на лютне, наблюдательницы и вовсе были сражены наповал. У певца оказался необыкновенно приятный голос, а артистичность исполнения придавала достоверности столь удачно избранному им романтическому образу. Королевну трубадур полюбил когда-то. Он ей песни посвящал, он лишился сна. Были парню не страшны стражи и солдаты, Ведь ему была нужна именно она. Серенады распевал ласково и нежно, Всюду следовал за ней, ждал вестей в саду. И откликнулась она – это неизбежно – На его горячий пыл, на свою беду. Переписывалась с ним две недели кряду. Ей, сгоравшей от любви, стали немилы Соболиные меха, пышные наряды, Разговоры при свечах, людные балы. И, одевшись в первый раз скромно и неброско, Попрощавшись с соловьем, садом и дворцом, Дева села второпях в крытую повозку И пустилась колесить вместе с молодцом. Только стала замечать (поначалу робко, О, покуда время шло, было все ясней), Что безвкусна для нее сельская похлебка И постель из колких трав – вовсе не по ней. Утомилась – нету сил – от тягучей тряски. За стеной ее ждала воля, да не та. Не осталось даже букв от красивой сказки. За обложкою, увы, крылась пустота. Чем любимого винить за судьбину злую И размазывать рукой слезы по лицу, С ним простилась на заре тихим поцелуем И вернулась во дворец к своему отцу. Кто придумал про мужчин, что они не плачут? Долго он бродил в тени запертых ворот. Неужели не могла девушка иначе? Впрочем, нынешних принцесс кто же разберет? Уходящие года сложатся в десятки, И когда его виски тронет седина. Аромат ее духов, до слезинок сладкий, Будет все еще витать в междумирье сна. Образ несчастного трубадура быстро переплелся в представлении слушательниц с образом самого исполнителя. На словах: «Кто придумал про мужчин, что они не плачут?» – многие из девушек приложили к глазам платочки. Уж очень тоскливым был в этот момент взгляд поющего, уж больно трогательное и уязвимое выражение приняло его лицо. Среди наиболее внимательных слушательниц были не только служанки, но и хозяйка дома, супруга посла. Сорокадвухлетняя Беатриса лер Донн была пышнотелой блондинкой с пухлыми губами и томным взглядом. Дослушав песню, она кокетливо промокнула платком сухие глаза и сделала знак церемониймейстеру. Тот почтительно кивнул и сообщил певцу, что он приглашается выступить на завтрашнем приеме. Удачливого музыканта незамедлительно проводили в служебное крыло, где находилась предоставленная ему до завтра комната. Однако же в скором времени он снова появился во дворе и, завидев Беатрису, устремился прямиком к ней. – Госпожа лер Донн, я бы хотел поблагодарить вас лично, – произнес он, проникновенно заглядывая ей в глаза. – Ведь, как я понимаю, именно вам я обязан оказанной мне честью. Супруга посла с удовольствием встретила взгляд певца. – Вам непременно представится такая возможность, – негромко сказала она. – В более позднее время. И, многозначительно улыбнувшись, направилась по своим делам. Музыкант смотрел ей вслед. На его губах все еще продолжала играть не менее многозначительная улыбка. Однако думал он о чем-то другом. |