Книга Ричард Длинные Руки - император, страница 38 – Гай Юлий Орловский

Он охнул.

— Ваше величество!

— У нас нет времени на долгие войны, — напомнил я несчастным голосом. — Хотя и хотелось бы. Я же весь воинственный, вы же видите.

Он сказал несчастным голосом:

— Да, но… Ваше величество, не рискуйте слишком!

— Мне можно, — ответил я. — С Богом, сэр Виртвуд! Выполните свою задачу. Она важна настолько, что при ее решении позволяю не считаться с потерями.

Он буркнул в неловкости:

— Ваше величество, не извиняйтесь.

— Я разве извиняюсь? — спросил я.

Он кивнул.

— Вы говорите так, словно виноваты и оправдываетесь. Но мы все равно погибнем, если не сделаем невозможное! Потому любые жертвы… сейчас не жертвы, а необходимость. Потому да, мы сделаем все, что сможем… и дальше больше. Мы постараемся помочь вам захватить в плен чужака, даже если всем нам придется сложить головы.

Говорил он красиво, с пафосом, выпячивая грудь и сверкая глазами, но очень искренне, и я вдруг ощутил острый холод в груди и почти физическую боль при мысли, что, скорее всего, больше его не увижу.

— Мне нужна ваша голова, — ответил я с усилием, — на ваших же плечах, а не на дороге… Главное, бейте первыми! Не нужно это древнерыцарское насчет уступить противнику первый удар.

Боудеррия некоторое время ехала следом молча, а когда я услышал ее голос, в нем была печаль:

— У тебя предчувствие, что он погибнет?

— А у тебя предчувствие, — спросил я, — что у меня предчувствие?.. Смотри, видишь, вот там угол леса?

Я указал на выступающий клин во главе с могучими дубами, что упорно отстаивает территорию леса от окружившей с трех сторон степи с ее озверевшей в борьбе за выживание травой.

— Да… что там?

— Они пройдут там.

Ее большие глаза округлились и стали еще крупнее.

— Это они тебе сообщили?

— Моя мудрость, — пояснил я скромно, как и положено паладину, — мой талант и мои замечательные природные и врожденные способности, усиленные воспитанием и обучением. Хотя короче это можно объяснить и прекогнией, хотя мне больше нравится предыдущий вариант.

Она не слушала мой бред, вглядывалась в плотную группу деревьев.

— Хочешь напасть оттуда?

— Люблю догадливых, — ответил я. — Особенно женщин. Которые понимают, что нам нужно.

Она смерила меня недобрым взглядом.

— Для этого не нужно быть особенно догадливыми.

Конь под нею поднялся на дыбки, красиво помесил воздух копытами и с места взял в карьер. Арбогастр покосился на меня, я кивнул снисходительно, пусть повыпендриваются, мы свою силу знаем, перед сопливыми выказывать даже неловко.

Бобик понесся впереди, подпрыгивая и оглядываясь в недоумении, почему не спешим догнать и обогнать, а как же иначе, вся жизнь — веселый бег и поиски подходящего бревнышка.

Она оглянулась, лицо раскраснелось, в глазах задорный блеск. Я крикнул громко:

— Это еще не скоро!.. Сперва сюда.

Арбогастр чуть свернул и взбежал на вершину ближайшего холма. Бобик пробежал было дальше, но мы остались, и он в недоумении вернулся.

Конь Боудеррии взлетел на холм как на крыльях, явно гордясь силой и скоростью. Я ей указал на видимый отсюда внизу за лесом город. Множество мелких огоньков бросают на стены каменных зданий недобрые багровые отблески, может почудиться, что народ начинает собираться на некий ночной карнавал.

— Видишь? — сказал я горько. — Ничто человека не учит. Даже собственный опыт.

Она прошептала горько:

— Они… погибнут?

— Кто знает, — ответил я, — что им уготовано. Может быть, что-то похуже гибели. Дураки…

Она смолчала, уже понятно, что первыми в плен попали, конечно, горожане. Часть успели выбежать из города, но остальные слишком долго собирали добро, без которого жить не могут, грузили подводы доверху, чинили ломающиеся оси и колеса, а кто-то и вовсе пытался пересидеть напасть, спрятавшись в подвале или погребе.

— А крестьяне?

— С этими не намного лучше, — ответил я зло. — Живут обычно в окружении леса, да и брать с собой почти нечего, потому быстро покинули деревни и забрались в самую чащу. Успели захватить не только жен и детей, но и кое-что из домашней скотины. По крайней мере, коз забрали всех, эти пройдут даже там, где не всякий человек проберется. Но если бы на этом и успокоились!

— Понятно, — сказала она. — Пока беды нет, начали возвращаться и грабить брошенные дома соседей?

— В яблочко, — сказал я. — К тому же решили, что опасно днем, а ночью как раз и можно пограбить всласть… Тихо! Смотри, тебе видно?

Я сам видел впервые, изо всех сил напрягая зрение, как действуют твари, отыскавшие спрятавшихся людей. Почему-то не ринулись в город, а свернули в прилепившееся к городским стенам село, где темно, тихо и кажется полностью вымершим.

Эти существа исчезли то ли в домах, то ли в сараях, только одна темная фигурка стремительно носилась по единственной улице, сгоняя пойманных в кучу.

К ней присоединились еще двое пришельцев, а когда один человек, судя по движениям, совсем молодой и быстрый парень, попытался выбежать, один из чужаков молниеносно оказался рядом.

Я успел увидеть, как голова парня словно взорвалась изнутри. Вокруг нее вспыхнуло красное пламя, затем кровь пала на землю, а с нею и бездыханное тело.

Я не слышал крики и плач, расстояние глушит звуки, но почти чувствовал ужас людей, их отчаяние и смертельную безнадежность.

Толпа становилась все плотнее, наконец трое чужаков надвинулись, угрожающе выставив руки с растопыренными пальцами. Толпа в ужасе подалась в сторону околицы.

Я молча наблюдал, как темная масса выдавливается из села, на околице несколько тварей уже ждут, как волки, что остаются в засаде.

Захваченных гнали даже не как скот, тот все же берегут, а как существ, что должны пасть прямо на пороге их ужасающего купола. Не все могли выдержать долгий бег, а эти твари, похоже, не понимают, что люди не созданы для бега и когда кго-то останавливается в изнеможении, то это не попытка сопротивления…

Ладонь Боудеррии поднялась к плечу, пальцы протянулись к рукояти меча.

Я сказал резко:

— Даже не дышать!

Она отдернула руку, но в мою сторону не покосилась, я видел, как напряжены ее плечи, а ноги вот-вот пошлют коня в атаку. Потом донеся глубокий вздох, она опустила ладонь на бедро, но в мою сторону старалась не смотреть.

— Уже троих убили…

— Мы не можем всех спасти, — пояснил я трезво. — А гибнут потому, что ослушались!

— Прости, понимаю.