Онлайн книга «Ричард Длинные Руки - император»
|
Я вздохнул с облегчением, барон нанес удар обухом, а Норберт и Альбрехт моментально начали спеленывать оглушенного Глейпниром. Я сказал резко: — Альбрехт, Норберт!.. Срочно пленного в лагерь!.. Немедленно!.. Барон, прикройте отход группы захвата!.. Барон! Келляве оглянулся, я сделал зверское лицо, одновременно бросая молот. Еще один филигон справа прыгнул на барона, стальная болванка встретила его в полете. Во все стороны брызнуло желтое, филигона разнесло на куски, словно взорвалась проглоченная им бомба, а молот пролетел еще чуть по инерции и вернулся рукоятью в мою ладонь. Барон вскрикнул торопливо: — Да, ваше величество!.. Что за молот у вас, что за молот… — Быстрее, — поторопил я. Он повернул коня, крикнул еще троим, и они помчались за группой, как я назвал ее, захвата. — Отступаем! — прокричал я как можно громче. — Отступаем!.. Мы задачу выполнили! Я еще трижды бросал молот, филигонов расплескивало так, как если бы я молотком бил по мухе, и только четвертый успел увидеть что-то летящее в него, я почти ощутил, как он задержал дыхание и напряг все мышцы, а также кожу. Молот сбил его с ног и унес на десяток ярдов, но там филигон поднялся, пошатываясь, на ноги. — Уходим, — заорал я еще громче. — Кто останется, на том проклятие церкви! Несколько рыцарей повернули коней и устремились ко мне, а я развернул арбогастра и повел их в сторону леса. Бешено скачущих коней по взмаху моей руки остановили только вблизи леса. Я вскинул руку, рыцари придерживают храпящих лошадей, окружили меня, Тамплиер и Сигизмунд торопливо залечивают тяжелые раны тех, кто сумел удержаться в седле и кого верный конь унес вслед за остальными скачущими конями. Барон Келляве оглянулся, спросил хриплым измученным голосом: — Почему не преследуют? — Не знаю, — ответил я. — Вон сэр Тамплиер скажет, что филигоны устрашились нашей доблести. Тамплиер посмотрел с неудовольствием и отвернулся, лишь стряхнул с рукава свежую кровь филигона. — А на самом деле? — спросил Сигизмунд. — В самом деле не знаю, — сказал я искренне. — Но незнание не освобождает от необходимости действовать и бить врага в его собственном логове! Сигизмунд посмотрел на меня с величайшим уважением. — Ваше величество… вы это делали уже не раз! Я чувствую. — Это у меня в генетической памяти, — ответил я скромно. — Как сейчас помню… все, что было не со мной. Удобно, знаете ли. Тамплиер прогудел горьким голосом: — Как мало нас… — Отряд погиб, — подтвердил я сурово и жестко, — но все равно это уже победа. Впервые наши люди вышли из боя живыми!.. Филигоны, опасаясь растерять живой товар, не преследовали отступающих… — Отступающих во всю прыть, — сказал сэр Кенговейн со стыдом в голосе. — Вы вернетесь, — напомнил я сурово, — и жестоко накажете врага!.. Это важнее, чем красиво погибнуть. — Как остальные? — спросил барон Келляве. Я ответил с неохотой: — Да, кроме вас с Кенговейном и паладинами вышли из боя живыми еще пятеро. Но это успех, повторяю! Раньше гибли все. А тут еще и пленный… Надеюсь, его доставили живым. Потому никакой скорби! Это уже победа. Первая победа, за которой пойдут, как гуси за вожаком, еще и еще, крупные и сокрушительные! А сейчас возвращаемся. В лагере факелов и костров вдвое больше, мы с облегчением вступили на твердую почву, бросили поводья бегущим навстречу, я сразу же нацелился взглядом на соскочившего на землю Альбрехта. — Граф? — Под охраной, — выпалил он. — Надежной? — Как вы и велели, — ответил он. — Признаться, теперь она не кажется мне чересчурной. — Ведите, — велел я. — Он в бараке? — В том, — сообщил он, — где вы и велели. И как велели. Часовые у барака распахнули перед нами двери, я остановился на пороге, охватывая взглядом картину. У двери горит одна-единственная свеча, но ее света после темной ночи достаточно, чтобы и Альбрехт видел отчетливо как висящего на растяжках посреди комнаты белого, как личинка майского жука, филигона, так и размолотую в щепки мебель. Оставался связанным по рукам и ногам, но даже так, дергаясь всем телом, филигон разнес все в комнате, куда притащили на веревке, потому сейчас почти висит там посредине, даже ноги подогнул, не касаясь пола. Я не успел сделать шаг, как ощутил на себе его жестокий взгляд, в нем ничего человеческого и даже, как бы я сказал, разумного, а только звериная жестокость. На полу несколько стрел, наконечники всех в свежей оранжевой крови. Я вскинул брови, чувствуя закипающий гнев. Альбрехт сказал поспешно: — Когда его закрепляли вот так, лучники… проверяли, скажем так, как он заживляет раны. Я буркнул: — И что? — Всего несколько стрел, — заверил он. — Те, что в грудь, отскакивали, словно от наковальни, а три в спину вошли глубоко. — И тут же вышли? — спросил я. — Да, — ответил он. — Живучая тварь. — Больше никаких экспериментов, — предупредил я. — Дальше все только по моему приказу. Я постоял у порога, рассматривая филигона. Он смотрит все так же исподлобья, они все смотрят так, строение скелета не позволяет поднимать голову, что-то у них там вверху отсеивающее желающих взглянуть на небо, если у них там небо. Интерес на его лице почему-то быстро угас. Дернувшись еще дважды на растягивающих его веревках, он повертел головой по сторонам, откровенно зевнул, и только тогда я понял, что он совершенно слеп, глаза его при таком ярком свете горящего факела, пусть и у самой двери, ничего не видят. Альбрехт сказал негромко: — Я пойду распоряжусь насчет добавочной охраны. А то желающие поглядеть на живого филигона и барак весь свалят. Думаю, достаточно и того, что разнесут весть о захваченном в плен. — Действуйте, граф, — согласился я. — Такие новости придадут бодрости упавшим духом. — Уже придали, — ответил он. — Слышите говор? В двери заглянул барон Келляве, все еще в боевых доспехах, за ним видны лица рыцарей, что обеспечивали отход группы захвата. — Ваше величество, — доложил он преданно, — доступ в эту часть лагеря посторонним прекращен. По вашему повелению! — Прекрасно, — ответил я. — Посторонних пока не пускайте. — Ваше величество? — Даже лордов, — уточнил я. — За исключением. Я изволю проводить допрос пленника без помощников. А мне принесите только стул. Можно табуретку. Все! |