Онлайн книга «Комендантский час»
|
— Это может стать выгодным предприятием. — Неужели? В прошлый раз, когда ты говорил нечто такое, помнишь, чем все закончилось? — Ласточка моя, и на старуху бывает проруха. — Тебя что-то очень часто рушит, старичок. — Больше не буду! — Кто ж тебе позволит? — Но напоследок-то, а? — Если он такой уж выгодный, что ж до сих пор тут обретается? — Ты же знаешь ду… наших великодушных хозяев! Их высочайшее положение не позволяет тратить силы на всю эту мелкую суету с поисками покупателей. Да уж. Сидеть и ждать, пока тебе все принесут на блюдечке, гораздо приятнее. И что характерно: сидят. Потому что остальные участники игры приняли предложенные правила. Нет чтобы дать отпор, оставить с носом, так сказать… А с другой стороны, кому охота окучивать оранжерею, пусть и из чувства протеста? Своя рубашка всегда ближе к телу. — А ты покупателя найдешь? — Всенепременно! А парень-то загорелся. И откуда только это воодушевление взялось? Ни дать ни взять — торговый агент, пытающийся всучить несчастной домохозяйке абсолютно ненужную, зато крайне дорогую хрень. — И я получу комиссионные? — Даже не сомневайся. Великий комбинатор какой-то. Доморощенный. Но судя по искренней уверенности, либо знает рынок, либо просто ему известно что-то такое… — Ладно, закончим пока на этом. Сколько? Лохматый повернулся к охраннику: — Ландыш ты мой серебристый, озвучь прейскурант, будь ласка. Я бы, наверное, не понял, чего от меня хотят, но друид оказался куда сообразительнее, хоть и тормозил с ответом секунд пятнадцать. — Нет цены. — Как это нет? Должна быть. Мужик с цветком на голове снова задумался, явственно скрипя мозгами. Видимо, копался в местной базе данных, невидимой для всех остальных. Впрочем, проведенные изыскания результат не изменили: — Нет цены. Он еще немного помолчал и добавил: — Не продается. Для меня в таком ответе ничего удивительного не было, а вот лохматый изумленно расширил глаза. — Совсем-совсем? — Не продается. Интересно, а на что он рассчитывал? Мог бы догадаться, что, пока выкупать некому, сумму выкупа определять не станут. — Все продается и покупается. Кроме любви моей ласточки, конечно! Только бы продавец нашелся… Не знаешь такого на примете, клен ты мой опавший? А то покупатель — в наличии. Думает, что друид на это клюнет? Уж слишком примитивная наживка. И даже если остроносая по знаку парня призывно звякнет связкой каких-то жетонов, неужели этого хватит, чтобы… — И бакшиш хороший прилагается. Нельзя сказать, что его глаза загорелись: два мутных кругляша вряд ли могли выражать какие-то сильные эмоции. Зато толстые пальцы рефлекторно сплелись и расплелись. Смелость города берет. Наглость — второе счастье. А может, в рассказах парня было куда больше правды, чем я могу себе представить, и космические садовники в самом деле те еще варвары, во главу угла ставящие наживу. Только и исключительно. — Ну так как? Сторгуемся? Хотя вполне заманчиво эта местная валюта звякает. Звонко и многообещающе. — Другого предложения может и не поступить. Комично все это выглядит. Недавний пленник, все еще не нацепивший на себя полосатое пончо, а помахивающий им в воздухе, и тюремщик, взвешивающий в уме плюсы и минусы предложенной сделки. Покупатель и продавец. Как мало, оказывается, бывает нужно, чтобы сменить роли. Всего одно мгновение. — Дюжина гиней. И шиллинг сверху. Женщина снова скривилась, но отсчитала затребованную сумму. Жетоны растворились где-то в стебельках друидовского мундира, и решетка моей камеры тоже пошла вниз, легко скользя прутьями по мокрой коже. Бам-с. А это я выпал наружу. Не целиком, конечно, примерно по пояс. С уровня пола остроносая смотрелась еще грознее, особенно когда заявила: — Я его на себе не потащу. — Ну как можно, ласточка моя? У меня и в мыслях не было! Меня подхватили под мышки и поставили на ноги. Черт, а сидеть было гораздо удобнее… Лежать — тем более. — Вот, возьми! О, со мной даже поделились последней рубашкой? — Да не тискай его, не девица же! Накинь, и все. Что там требуют хорошие манеры? А, спросить в ответ: — А тебе это не нужно? — Нужно. Все ему нужно, — проворчала женщина, высвобождаясь из складок своего пончо и швыряя цветастый ковер Васе. — Пользуешься моей безграничной добротой на всю катушку. — Ласточка моя, я, как всегда, перед тобой в неоплатном… — И неоплаченном. Да держи ты его крепче! Больно, кстати. Так ребра сжал, что аж хрустнули. Ненавижу это состояние, когда голова ясная-ясная, а ноги ватные. И картинки перед глазами — красочные, контрастные, кажется, что можешь разглядеть каждую крохотную деталь. Вот коридор, по которому мы идем. Он похож на корзинку. Длинную и вытянутую, без донышка. Потому что плетеный. В смысле, сплетенный из тысяч прутьев. Они и внизу, и над головой, и слева, и справа. А еще сквозь них что-то просвечивает. Или правильнее будет сказать — темнеет? И с каждым шагом мне становится все холоднее, словно откуда-то настойчиво тянет сквозняком. Надо же, у корзины все-таки обнаруживается дно. Металлическое, во вмятинах и пятнах, изборожденное швами. Оно разъезжается в стороны створками и пропускает нас… внутрь. Во что-то тесное, загроможденное странной утварью и монотонно гудящее. Как пчела жужжит. Или две. — Пердуперждение! Пердуперждение! — Истошный крик раздается сразу со всех сторон, вызывая в ушах колокольный звон. — Примитивная форма жизни! — Эта рухлядь все еще работает? Вот уж не ожидала… Да хватит уже! Женщина бьет ногой по стене, и громкоговоритель затыкается. Зато начинается обмен репликами: — Стартуем через минуту. — Сразу в прыжок? — Предлагаешь подождать, пока тот кактус сообразит, что бакшиш можно было получить и побольше? — Ты как всегда права, ласточка моя! — А если права, не мельтеши. И второго клоуна придержи, чтобы под ногами не путался. Или лучше положи, он явно твоим объятиям пол предпочитает. Это точно. На полу хорошо. Жестко и холодно, но устойчиво. Правда, он гудит все сильнее и сильнее, да еще дрожит, и мой пульс охотно вторит этому ритму. |