Онлайн книга «Москва слезам не верит»
|
– Про все сразу и скажешь. – И что обманула его? И что беременна? Я запуталась и завралась. – Ничего, распутаешься. Рассказываешь ему все. Побурчит, конечно, но, если любит, женится. – А если не женится? – спросила Катерина. – Потому что не сможет простить обмана? – Значит, не любит. Кого любят, прощают. Правильно, дорогой? – обратилась Людмила к Гурину. – Или ничего не говори, обманывай и тяни дальше. Зарегистрируетесь, а потом признаешься, – продолжала она. – Не хочу начинать семью с обмана! – Не будет обмана – не будет алиментов. С паршивого козла хоть шерсти клок. Антонина, увидев озабоченные лица подруг, пробралась к ним, по нескольким фразам все поняла. – Девчонки! Дело-то серьезное! В комнате, где остался Николай, его друзья кричали: – Горько! – Горько! – теперь уже требовала вся свадьба. Антонина глянула на Николая, тот звал ее во главу стола. Антонина жестом почти приказала, чтобы он пробирался к ним. Николай пробрался с трудом. Его проход комментировали: – Она должна к тебе идти, а не ты к ней! – Будешь подкаблучником! – Да убоится жена мужа своего. Николай, не обращая внимания на реплики, добрался до подруг и спросил: – Что случилось? Но свадьба скандировала: – Горько! – Горько! Николай и Антонина поцеловались. Им поаплодировали и тут же затянули песню: «По Дону гуляет, по Дону гуляет, по Дону гуляет казак молодой!!» Людмила быстро пересказала Николаю создавшуюся ситуацию. Пока он был для них единственный мужчина, с которым можно посоветоваться, Гурин был не в счет: он уже сидел в обнимку с новыми друзьями и за что-то пил. Он держался довольно долго, но, чтобы не подумали, что он зазнается, решил не отказываться, все-таки замуж выходила подруга его будущей жены. Николай все выслушал и поддержал решение подруг. – Значит, действуем поэтапно. Вначале к врачу, потом звонишь этому козлу и все рассказываешь. – А может, он не козел, – вставила Антонина. – В этом мы убедимся в ближайшее время, – подвел итог Николай. Но убедиться Катерине пришлось уже на следующий день. Еще до обеденного перерыва на территорию фабрики въехал автобус ПТС – передвижной телевизионной станции и два «рафика» с операторами, осветителями, звукооператорами, режиссером, ассистентами и дикторшей, которую тут же все узнали. Из-за нее едва не остановилась работа в цехе. Всем хотелось посмотреть на живую дикторшу, которую видели только на экране телевизора. Оказалось, что в жизни она меньше ростом, чем на экране, и на ней чешские туфли, которые были почти у всех работниц цеха. В универсаме недавно появились такие туфли, и Леднев разрешил сделать обеденный перерыв раньше, чтобы его женщины купили туфли, пока в универсам не ринется вся фабрика. Леднев отгонял работниц от окон, объясняя: – Снимать будут у нас в цехе. Это решение уже принято. Все увидите. И сами попадете в телевизор. У кого грязные или заношенные спецовки, пойдите к кладовщице, там для вас приготовлены новые. Катерина всего этого не знала и не видела: она получала новые реле на складе. А уже выкатывались телекамеры, похожие на средних размеров пушки, сходство увеличивали длинные насадки объективов. Уже расставляли в цехе камеры. Катерина погрузила реле на автокар, выехала во двор и увидела ПТС, осветителей, которые вместе с фабричными электриками тянули кабель. То, что эти люди с телевидения, Катерина поняла сразу. Вряд ли среди них Рудольф, подумала она, зачем же ее так наказывать! На телестудии десятки телеоператоров, а Рудольф никогда не рассказывал, что он выезжал на заводы и фабрики. На всякий случай она оставила автокар за углом и вошла в цех, стараясь пройти незаметно. Но ее заметили и сразу закричали: – Катерина! Тебя разыскивает Леднев, даже на склад за тобой посылали! Катерина забеспокоилась, но все-таки прошла к Ледневу в его кабинет, который больше напоминал застекленную кабину, но зато оттуда Леднев мог видеть почти весь цех. У Леднева сидела красивая женщина средних лет. Катерине даже показалось, что она видела ее, когда была на «Голубом огоньке». – Вот она! – обрадовался Леднев. – Героиня наших дней! Начинала штамповщицей, сейчас бригадир слесарей-наладчиков, и мы планируем назначить ее начальником участка. У нее инженерное мышление, она далеко пойдет. А это – режиссер телевидения, – представил женщину Леднев. Режиссер осмотрела ее. В бесцеремонности ее разглядывания не было даже интереса. Катерину разглядывали как нечто неодушевленное, она сама так обычно рассматривала станок, прикидывая, с чего начать ремонт. – Заменить косынку, – приказала режиссер. – Расстегнуть ворот кофточки! – и сама быстро и ловко расстегнула. – Ну-ка, пройдись! – скомандовала она. Катерина сделала несколько шагов. – Ножки ничего… Подберите ей халатик покороче! – Я в комбинезоне работаю, – возразила Катерина. – Поработаешь в халате, – сказала режиссер. – Не поработаю, – возразила Катерина. – Зачем людей смешить! – Дайте ей комбинезон. – Вероятно, у режиссера не было времени, она поглядывала на часы. – Только не балахон! Чтобы задницу обтянуть и грудь! – Я не буду сниматься, – заявила Катерина. – Будешь, – ответила режиссер. – Не я это решала. Это твое начальство уже все обговорило и с профсоюзом, и с комсомолом. В кабинет заглянул телеоператор, которого Катерина видела на киностудии: – Куда тройку ставить? – На вторую линию. Там у них дефицит идет. Значит, так, – подвела итог режиссер. – Тройку на вторую линию. Панорама по моей команде по всей линии. Потом остановка по моей команде, – она обернулась к Ледневу, тот закивал. – Имитируем поломку. Выходит она, – режиссер кивнула на Катерину. – Кто у нас на второй? – Рачков. – Он ее держит на общем, берет ее проход поаппетитней: ножки, бедра, зритель это любит. Потом с третьей я ее возьму крупно. – Режиссер посмотрела на Катерину. – Скажешь несколько слов. – Я не знаю, что говорить, – Катерина даже не испугалась. Она искала выход, понимая, что Рудольф не должен ее увидеть. Как только телевизионщики уедут с фабрики, она позвонит ему, они встретятся вечером у памятника Пушкину, и она все ему расскажет. – Я не знаю, что говорить, – повторила Катерина. – Я двух слов связать не могу. – А тебе и говорить не надо, – возразила режиссер. – Тебя спросят, а ты ответишь. – А что спросят? |