Книга Сан-Ремо-Драйв, страница 34 – Лесли Эпстайн

— Там можно переодеться. Там купальники, полотенца и шапочки, если нужно.

Мартин тут же стащил с себя туфли, потом спустил штаны и одной рукой содрал рубашку, превратившуюся в мокрую тряпку. Разделся и Эдди. Оба подошли к краю бассейна. У Эдди из спортивных трусов торчали тонкие ножки. Тугие короткие трусы Мартина были ослепительно белыми, точно из алебастра. Медленно, как подпиленная сосна или секвойя, он боком повалился в воду. Ушел глубоко и повис там большим черным пятном — можно было подумать, что это рояль. Потом всплыл и, брыкнув ногами, снова ушел в воду. Эдди соскочил у мелкого конца и начал подпрыгивать. Он махал руками и брызгался. Потом стал кричать и ухать.

Сетчатая дверь кухни открылась и с шумом захлопнулась. На пороге стояла Мэри в своей белой форме. Дверь снова приоткрылась. Показалось плечо Артура.

— Кто там озорничает? — спросил он.

— Это рабочие, — ответил я. — Из-под дома. Я их пригласил.

Мэри сказала:

— Твоя мать не обрадуется этой рвани.

Но в машине, которая остановилась на кругу, была не мать. По стуку дверцы я понял, что там «паккард». Минутой позже из-под аркады вышел Норман. Он был в спортивном пиджаке и мягких брюках. Как всегда, из нагрудного кармана высовывался белый платок.

— Папа, привет! — крикнул я. — Это Мартин. Это Эдди. Я пригласил их искупаться в бассейне.

Норман уже сбегал по ступенькам. Широким шагом он прошел по плитам к краю бассейна. Протянул руку, и Эдди с мокрыми усами пожал ее.

— Очень приятно, — сказал Норман. — Под домом, наверное, жарко, как в пекле. Рад, что вам удалось остудиться.

Эдди улыбнулся и шлепнулся на спину. В дальнем конце бассейна, спиной к бортику и держась за него обеими руками, висел Мартин. Он кивнул отцу.

Норман поднял вверх портфель.

— Ричард, у меня работа. Завтра снимаем допоздна. Никто от этого не в восторге. И ради чего? Картины о том, кто кого любит, а кто кого — нет. Все эти недоразумения позаимствованы из двух пьес Шекспира. Только никому не говори. Нас убьют, если это всплывет. — Он улыбнулся и ушел на кухню, подчеркнуто пропустив вперед слуг.

Рабочие возобновили свои игры. Эдди, я понял, совсем не умел плавать. Он плескался и бултыхался на метровой глубине. А Мартин черноголовой торпедой пронырнул от одного края к другому. Прошла минута, прежде чем он поднялся за воздухом. Я снял туфли и закатал брюки — хотел поболтать ногами в воде. В это время из дома вышел Барти с этюдником и альбомом.

— Барти, уйди отсюда, — крикнул я.

— Мне пора рисовать.

— Нет, не пора. Не здесь. Я с друзьями.

— Они мне тоже друзья. Я напишу их акварелью. — Он расставил треногу и разгладил чистый лист альбома.

Я подбежал и схватил его жестяную коробку с красками.

— Уходи, Барти. Тебе здесь нечего делать. Ты их не знаешь.

Он потянулся за красками.

— Тебе просто завидно! Потому что ты не художник!

— Это ты не художник. У тебя все по-дурацки выходит.

— Я художник! Я талантливый! Все так говорят. Отдай краски!

Он подпрыгнул за коробкой. Я держал ее высоко над головой. Он еще раз подпрыгнул. Я смеялся над его стараниями — словно он был собакой и прыгал за косточкой. Вдруг он повернулся и побежал к дому.

— Мама! Мама! Мама!

Там стояла Лотта в ярком летнем платье.

— Что здесь происходит? — грозно спросила она.

Барти обнял ее.

— Ричард играет с этими жидами!

Стыд наполнил меня, как жидкость пустую посуду. Захлебываясь в этой гадости, я не мог произнести ни звука. Мать повернулась ко мне.

— Что это значит?

— Там было жарко. Под домом. Печка. Норман знает. Я им разрешил.

Лотта стояла неподвижно. Поднеся ладонь козырьком к глазам, она смотрела в сторону заходящего солнца. Она увидела, как выпрямился Эдди и обхватил себя руками за ореховые плечи. Позади него Мартин плыл австралийским кролем, переваливаясь с боку на бок, расплескивая воду в обе стороны.

— Очень хорошо, — сказала Лотта. — Понятно.

Она освободилась от объятий Барти и ушла под аркаду.

Я стоял рядом с этюдником. Быстро, чтобы Барти не успел помешать, я схватил альбом, раскрыл на листе, где он утром сделал набросок цветными карандашами, и вырвал его. Подбежал с ним к бассейну.

— Эй! Это мое! — крикнул Барти и кинулся следом.

Пока он бежал ко мне, я показал рисунок купальщикам.

— Только посмотрите! Вы видели что-нибудь похожее? Это оскорбительно. Это оскорбление вашего народа. Только сумасшедший может так нарисовать.

Бартон набросился на меня — царапался, пинал. Я разорвал портрет Мэри надвое.

3

Во вторник занятий в школе не было, но я недолго нежился в постели. Я собирался весь день провести под землей. Сор-тиры: теперь можно было посмеяться шутке Роджера. Мы будем подключать сортиры к канализации. Я полежал немного, прислушиваясь к лязгу труб, как прихожанин прислушивался бы к зову колоколов. Потом забежал в ванную, покрутил краны и с радостью обнаружил, что из них не каплет. Мигом съел завтрак, не посмаковав даже молоко, сдобренное с разрешения Мэри двумя ложками горячего кофе. Пришел на кухню Артур. Его наряд — черные брюки, черный пиджак, шоферская фуражка — меня не встревожил: должно быть, он собрался везти Нормана на работу. Но тут я увидел, что в руках у него мой полосатый пиджак.

— Нельзя больше медлить, мистер Ричард. Надевай пиджак.

— Зачем? Зачем пиджак?

— Мы уезжаем на весь день.

Я стукнул обоими кулаками по столу.

— Не поеду я с тобой! Никуда не поеду. Ты меня не заставишь.

— Не надо так. Мистер Бартон ждет в машине.

Я вскочил и вышел в холл. Посмотрел в окно. На кругу стоял «паккард». Из выхлопной трубы шел дымок. Барти постукивал своей светлой кудрявой головой по спинке заднего сиденья. Артур подошел ко мне. Протянул пиджак.

— Тебе понравится, что для нас придумано.

— Вот и езжай! Езжай с Барти! Очень хорошо.

Шофер был неумолим. Он схватил меня за локоть.

— Прошу тебя. Ты должен мне помочь! Пожалуйста, ну?

— Нет! Иди к черту! Не поеду!

— Что за выражения?

Это была Лотта. Я удивился, увидев ее в такой час наверху лестницы. Она стянула на себе просторную ночную рубашку. Волосы у нее были распущены.

— Ричард, надень пиджак. Сегодня ты не будешь сидеть дома!

— Еще как буду! Я знаю, почему ты меня выгоняешь. Не хочешь, чтобы я был с друзьями. Ты их стыдишься. Не отпирайся. Эдди прав. У тебя предрассудки.