Книга Ленька Пантелеев. В 2 книгах. Книга 1. Фартовый человек, страница 9 – Елена Толстая

– А потом?

– Потом я хочу чаю и спать.

Шура оскорбленно задышала.

Ленька сказал:

– Товарищ, вы ведь должны понимать, что сейчас как раз пытаетесь проявить собственничество по отношению ко мне.

– Вы – мужчина, – сказала Шура таким тоном, словно объявляла проклятие.

– Жестокий факт, – не посмел отрицать Ленька.

– Женщины так долго были угнетены мужчинами, что теперь маятник качнулся в другую сторону, – прибавила Шура.

– Так вы решили угнетать теперь меня в отместку за всех ваших сестер? – Ленька вздохнул, мысленно представляя себе бессчетное море женщин: с распухшими от стирки руками, с ранними морщинами, со следами мужниных побоев… Он видел таких множество, но никак не мог связать с ними Шуру, столь юную и не порченную ни тяжелой работой, ни дурным обращением. Наконец он сказал: – Ну, потом увидимся. До свидания, товарищ.

И вышел на улицу.

Шура, схватив с подоконника, швырнула ему вслед несколько папок с делами, а потом сбежала вниз по ступенькам и быстро собрала рассыпавшиеся бумаги.

* * *

Впрочем, это объяснение, произошедшее вполне в духе революционного времени, то есть решительно и без буржуазных сантиментов, не помешало в дальнейшем Леньке и Шуре оставаться коллегами в рамках Псковского ГПУ. Они вместе делали одно дело – очищали революционный быт от разной мрази, в основном спекулянтов и белых недобитков.

Леньке дали в напарники человека исключительно мирной наружности по имени Варахасий Варшулевич. Варшулевич был уроженец Витебска и при этом не еврей, что, казалось, обескураживало его самого. Он даже руками разводил, когда упоминал об этом факте.

Варшулевич был лет тридцати с небольшим, среднего роста, округленький, с мелкобуржуазным брюшком. Никакие революционные потрясения не могли лишить его этой приятной округлости, разве что щеки пообвисли и при энергичной мимике сильно тряслись, как платок в кулачке нервной дамы. В противоположность безобидной внешности, характер у Варшулевича был настоящий, злой.

Он происходил из постыдной для человеческого звания лакейской среды, вырос при трактире и потому, искренне возненавидев свое проклятое прошлое, обладал особой революционной лютостью.

Для тонкой следственной работы по части краж и убийств Варшулевич не годился, но во всем, что касалось обысков и реквизиций, он был просто бог. В первые дни работы в Псковском ГПУ Ленька поглядывал на Варшулевича искоса, но затем товарищ Рубахин развеял неправильный Ленькин взгляд на этого человека, отправив их в паре производить обыск в трактир «Отдохновение» на окраине Пскова.

Они явились туда посреди дня, когда народу еще толком не собралось. Перед самым входом в трактир Варшулевич вдруг сказал Леньке:

– Теперь ты на меня не очень смотри. Как бы мы и не вместе.

И, оттолкнув Леньку на пороге, вошел первым. Хозяин трактира находился в глубине помещения, Варшулевич уселся на стол, водрузил на скатерть локти и грустно уставился в пустоту.

Затем вошел Ленька с мандатом и затопал сапогами по деревянному полу.

Хозяин выскочил, засуетился, впопыхах предложил хрустальной в графинчике, каковую Ленька и вовсе не заметил – до такой степени не употреблял он проклятой водки. Ленька положил мандат перед хозяином и велел сопровождать себя в кладовку, где, как стало известно, в ящике хранятся хорошо смазанные винтовки немецкого производства.

Хозяин, вихляя, бежал за Ленькой, хотя тот вроде бы шел даже не слишком быстро, и на бегу что-то невнятно объяснял. Ленька вдруг остановился, оттолкнул локтем налетевшего на него хозяина и проговорил:

– Да замолчи ты. Мне-то что объяснять, я ведь не слушаю.

– Почему? – опешил хозяин.

– Да потому, что это не мое дело, – объяснил Ленька. – Мне было велено реквизировать винтовки, о чем и в мандате написано. А откуда ты их взял и почему до сих пор не сдал добровольно – меня не касается. Я бы тебя, контра, – прибавил он дружески, – вообще бы без всякого спроса к стенке поставил.

Ящик с винтовками был извлечен и доставлен в общий зал. Сидевший там в уголке старичок завсегдатай нырнул лысенькой головой за графин, в котором, по уверению хозяина, находилась вода, ничто другое.

– На этого внимания не обращайте, этот здесь навечно поселился, – прибавил трактирщик. – Я ему графинчик выставляю для привычки и чтобы уважить. Он так уже лет двадцать проводит, разве можно лишать человека привычного интерьера.

– А мне ты тоже воду предлагал? – спросил Ленька.

Хозяин конфузливо улыбнулся.

– Это вам видней, дорогой товарищ чекист, что я вам предлагал, воду или что иное, – ответил он. – Но что бы это ни было, я ж от чистого сердца.

И тут он застыл, положив ладонь на то самое место, где у него, если судить анатомически, билось то самое чистое сердце.

Варахасий Варшулевич, сдвинув ногой скамью, опустился на корточки и уставился на скрытую доселе под скамьей дверцу, ведущую в подпол. Ощутив на себе панический взгляд трактирщика, Варшулевич поднял голову и спросил:

– А там у тебя что?

– Да… подпол, – ответил хозяин.

– Товарищ Варшулевич – сотрудник Чрезвычайной комиссии, – представил Варахасия Ленька.

Старичок завсегдатай высунулся из-за «привычного интерьера» и заморгал с любопытством. Он сильно тосковал не только по выпивке, но и по трактирным дракам.

Хозяин сел на сдвинутую с места скамью. В его взгляде, устремленном на Леньку, впервые за все это время промелькнула искренность: в нем сквозила искренняя злоба.

– Что же вы мне раньше не представили товарища? – противореча взгляду, ласково осведомился хозяин. – Я бы встретил гостя как подобает.

– А вы и встретили, – ответил Варшулевич вместо Леньки. – Открывайте подпол. Что у вас там, в подполе-то? Я таких, учтите, навидался выше линии носоглотки.

Он провел ладонью у себя над носом.

Дверь была открыта, и, пока вызванные красноармейцы грузили ящик с винтовками в автомобиль, Ленька и Варшулевич обследовали подпол, чем остались крайне довольны: самогонный аппарат был налицо. Пошарив как следует, Варшулевич весело свистнул: под соломой обнаружилось сплошное старорежимное гусарство: два ящика марочного портвейна.

Варшулевич высунулся из подпола. Хозяин уныло обдумывал свое ближайшее будущее, обмякнув на скамье. Рядом с ним топтался красноармеец. От такого ждать пощады или понимания – все равно что надеяться на дружбу очковой кобры.

Голова Варшулевича проговорила:

– А ты, оказывается, хват! Что еще нахапал за годы неправедной торговли? Показывай.

– Не дождешься, – прошипел хозяин, собрав последние силы.

– Так я сам найду, – сказала голова Варшулевича, вновь пропадая в подполе.