Книга Женщина-фейерверк, страница 18 – Мария Барская

– Не-а. Я еще не дорос. Вы-то сами на сколько себя ощущаете?

– Пожалуй, постарше вас буду. Лет на шестнадцать тяну. Хотя, когда с Маврой разговариваю, чувствую себя максимум на три.

– А позвольте полюбопытствовать, кто такая Мавра?

– Моя младшая дочь. Ей тринадцать, и она всеми нами командует.

– Путем очень сложной дедукции осмеливаюсь прийти к выводу, что если вы упомянули младшую дочь, то есть дети и старше?

– Еще одна дочь, Александра. Ей двадцать четыре.

– Ничего себе! Глядя на вас, никогда бы не предположил, что у вас такая взрослая дочь.

Я лишь пожала плечами, однако его неподдельное удивление доставило мне удовольствие. Ничего общего с дежурным комплиментом!

– Значит, ваша младшая дочь командует вами, вашей старшей дочерью и вашим мужем? – задал он новый вопрос.

– Не совсем так.

– Неужели еще есть дети? – брови его взлетели высоко на лоб.

– Детей нет, но и мужа тоже. Он погиб.

– Сочувствую. Извините, не знал.

– Ничего. Это случилось уже давно.

– Трудно, наверное, остаться одной с детьми.

– Справилась. Сейчас, правда, сама удивляюсь, как мне это удалось.

Разговор уходил все дальше от цели встречи. Официант уже принес салаты, а план юбилея даже еще не наметился. Я попыталась вернуться в деловое русло.

– Кажется, мы отвлеклись.

На лице его мелькнула обида.

– Понимаю, понимаю. Время – деньги. А я вас пустыми разговорами задерживаю.

Я смешалась.

– Но вы ведь хотели решить с юбилеем.

– И по-прежнему хочу. Но торопиться некуда. Во всяком случае, мне. До юбилея времени еще вагон и маленькая тележка. Но вы извините меня, пожалуйста. Совершенно из головы вон. Вы-то на работе.

– Считайте, что у меня сейчас обеденный перерыв.

– То есть вы не против еще немного поболтать со стариком?

– Погодите. Сначала определитесь, старик вы или пяти-восьмилетний мальчик? А то мне не очень ясно, с кем разговариваю.

– А вам кто больше нравится?

– Мальчик.

– Ур-ра! – грянул он на весь ресторан.

На нас стали оглядываться. Я усмехнулась:

– По-моему, мы привлекаем излишнее внимание.

– Раз вы выбрали мальчика, вас это смущать не должно, – с хулиганским видом прошептал он.

– Но это же почти военная тайна. Значит, необходима конспирация.

– Какая вы хитрая, – протянул он. – Все помните, ничего не забываете.

– Что имеем, тем гордимся, – развела руками я.

Такого веселого и симпатичного клиента мне еще ни разу не попадалось. Болтать мне с ним было легко и приятно. Внезапно мне пришла в голову смешная идея:

– Слушайте, только не обижайтесь, в порядке бреда: может, мы и оформим ваш юбилей как детский день рождения?

Ответом мне был столь восторженный взгляд, словно передо мной и правда сидел мальчишка.

– День рождения! Как в детстве! – воскликнул он. – С ситро и бутербродами с килькой и яйцом! Колоссально! Действительно, навсегда запомнят! Только… – лицо его резко помрачнело. – Ведь не поймут. Решат, что я жмот и на них экономлю. Хотя… – он вновь оживился. – Для затравки годится. Представляю их физиономии, когда им предложат отведать вместо деликатесов ситро с кильками. Нет, мне нравится. Только потом переход надо виртуозно обставить. Ну, между кильками и серьезным ужином со спиртным.

– Это в наших силах, – заверила я. – Вам что, на самом деле идея понравилась?

– Очень. По крайней мере, она отвечает моей сути.

– Тогда будем думать в этом направлении. Давайте через несколько дней опять встретимся?

– Здесь же? – с явной надеждой спросил он.

– Почему бы и нет, кухня мне здесь нравится, – доедая действительно вкусный салат из морепродуктов, отвечала я. – Шучу, конечно. Где вам удобнее, там и встретимся.

– Ага, слово клиента закон, и я всегда прав, – хмыкнул он.

– Никита Сергеевич, вы же заказываете музыку.

– Ясненько, ясненько. Кто девушку обедает, тот ее и танцует.

Его ребячество подкупало, но это уже было слишком, и я сухо бросила:

– Во-первых, уважаемый Никита Сергеевич, данное выражение ни к вашему юбилею, ни к моей работе не относится. А во-вторых, за обед я заплачу сама. Мы же с вами договорились, что беседуем в мое свободное время.

Он мигом стушевался.

– Простите, занесло. Я вовсе не имел в виду ничего такого.

Ну точно набедокуривший школьник! Мне даже стало его жалко.

– Простите, – повторил он. – Я больше никогда так не буду. Просто сорвалось с языка. Впрочем, вы сами виноваты. Расположили меня к себе, я разоткровенничался, расслабился… А вы, оказывается, умеете быть строгой.

– Вы настоящих строгих не видели. Вам бы с Маврой поговорить.

– Ловлю вас на слове и с удовольствием познакомлюсь. Вы меня заинтриговали. Кстати, если я надумаю отмечать юбилей в своем загородном доме, то когда туда с вами поедем, возьмите Мавру с собой.

– А вы не боитесь, что ее строгость распространится и на ваше семейство? Она у меня дама такая, как бы получше выразиться, не всегда политкорректная.

– Я живу один. – И он мигом закрылся, словно захлопнулись створки ракушки.

– Извините.

– За что вы, собственно, извиняетесь? – створки слегка приоткрылись.

– Мне показалось, эта тема вам неприятна.

– С чего вы взяли? Просто я старый одинокий человек, и это мой сознательный выбор.

– Старость? – я усмехнулась.

– Нет, одиночество. А по поводу старости просто снова кокетничаю.

– Никита Сергеевич, с возрастом пора определиться. Если мне не изменяет память, мы остановились на восьми годах.

– Ладно, хорошо, сдаюсь. Но при одном условии: теперь я для вас просто Никита. Я же младше.

– Нехорошо тыкать женщине в нос ее возраст, – с наигранным негодованием отозвалась я.

– Шестнадцать это же не возраст, – парировал он. – Но могу тоже называть вас по имени. Чтобы вы не чувствовали себя слишком взрослой по сравнению со мной.

– Как угодно.

– Вот и отлично. О-о! Супчик нам принесли. Давайте, Глафира, поедим.

В машину я вернулась в совершенно смятенных чувствах. С одной стороны, обед с Никитой доставил мне удовольствие. Будто посидела с хорошим приятелем – милым, остроумным и просто умным. Между нами не было никакой дистанции, однако именно это меня настораживало и немного пугало. Предпочитаю в деловых отношениях все-таки оставаться на своей стороне баррикады. Панибратство мешает работе, не говоря уж о том, что многие воспринимают его превратно.