Онлайн книга «Картер побеждает дьявола»
|
– Берни, – сказала она. – А вы Картер? Картеру пришлось дважды сглотнуть. «Бернадетт», – подумал он. – Здравствуйте. – Он вытер руки полотенцем. – Рад познакомиться. – Славная берлога, – произнесла девушка, обводя взглядом помещение, потом пожала Картеру руку. К ее выразительным карим глазам очень шло то, как она щурится или взмахивает ресницами. Картер облизнул губы. – Располагайтесь, как дома. – С удовольствием, – ответила Берни. – Я видела ваше вчерашнее представление, так что костяк статьи у меня есть. Не хватает только нескольких ударных фраз от самого мага. Как бой? – Леонард выигрывает, – сказал Ледок. – Никто не сможет взъерошить ему волосы, – добавил Картер. – Да, я слышала. – На ее губах играла легкая улыбка. – Так что вы думаете о визите Гардинга, Картер? – Ну, это большая честь. – Картер мог бы сказать больше, однако он смотрел на гостью. Это была современная девушка, и он рассеянно думал про эмансипацию, свободу, длину юбки и где она отыскала такую губную помаду, которая поистине завораживает. – Да? – Да. Гардинг – великий человек. Для меня честь выступать перед ним. Я выступал перед многими главами государств, и Гардинг, разумеется, один из них. Это хорошо. По счастью, Берни кивнула. Она повернулась на каблуках и подошла к стене, заклеенной афишами Картера. Картер взглянул на Ледока; тот выпучил глаза и сделал легкое движение руками, как бы говоря: «Иди». Картер медленно подошел, внутренне собираясь, как перед выходом на сцену. У него был как бы мысленный список возможных неприятностей для непривычной обстановки: например, на холоде монеты могут прилипать кланолину, которым он мажет ладони; если софит упадет в то время, когда он бросает нож, можно вздрогнуть и промахнуться. Для Картера стенографический вопрос звучал: «Как я себя чувствую?» Сегодня, как и несколько лет подряд, ответ был: «Отлично». Чувствуя себя отлично и даже превосходно, Картер подошел к Берни, которую, очевидно, заворожила блестящая афиша: Картер, бледный, как призрак, вылетал из петли, к ярости целой толпы китайцев, пришедших посмотреть казнь. Берни прочла вслух: – «Картер, приговоренный к смерти за колдовство, спасается с виселицы». Она хихикнула. – Да, – кивнул Картер. – Этот эффект мы взяли из выступления Голдина. Правда, в нынешнем шоу его нет, но… – Мне нравится ваше шоу. – Спасибо. – И афиши нравятся. Такие романтичные. – А, да… э… простите? Она улыбнулась и стрельнула глазами, оценивая произведенный эффект. – Романтичные… в смысле старомодные. – Ой. – У него застучало в груди. Берни надула губки. – Я пошутила. Я имела в виду – романтичные в хорошем смысле. Облегчение. – Спасибо. – А вы сами, Картер, вы – романтик? Он не ответил. Берни вела себя слишком вызывающе, слишком недвусмысленно, и вместе с тем она могла бы играть с ним так целый вечер, словно он у нее на крючке. Должен быть какой-то способ освободиться. – Ладно. – Она вытащила блокнот. – Нам нужно записать несколько ваших высказываний. – Замечательно. Позвольте вам предложить… правда, у нас только пиво и бутерброды, но… – В другой раз. – Тон ее изменился, стал чисто деловым: Картер не выдержал испытания. – Итак, что для вас магия? – Простите? – Ну, любое шмо [33] может вытаскивать кроликов из цилиндра. Я спросила Тёрстона, зачем он это делает, и он ответил, что для детей. По словам Гудини, его цель – показать, что человек может спастись в любых обстоятельствах. А ваше отношение? – Ну… – начал Картер. Берни держала карандаш наготове. Отработанные слова начисто вылетели из головы, вместо них лезла неуместная правда. Как сказать, что он стал фокусником, потому что чувствовал себя одиноким в пустом доме? Что вернулся на сцену из желания утешить брошенных женщин? Что, перебарывая тоску, снова и снова доставал затрепанные карты? Что не будь он фокусником, то был бы никем, пустым местом? – Это способ прогнать тьму, – пробормотал он. – Простите? – Девушка скривилась. – Простите, не поняла. – Я хотел сказать, мир ужасен, не правда ли? Магия на минуту делает его чуть менее ужасным. – Картер чувствовал, что срывает бинты и показывает незажившую рану. – Если я могу снять с человека бремя его забот, то чувствую себя лучше. Лицо Берни Саймон замкнулось, словно в доме погасили свет и вежливо прикрыли двери. – Я хочу сказать, надо радоваться и удивляться. Я люблю выступать. Магия прогоняет одиночество. Это всё, что я умею. – Ясно, – ответила Берни. С какой стати ей его понимать? С тем же успехом он мог бы сложить ладони рупором и кричать через пропасть. Когда она уходила, Картер помахал на прощание. – Ну? – с улыбкой обернулся он к Л едоку. – Как? – Quelle catastrophe. [34] – Что? Ледок развел руками и, не находя слов, схватился за голову. – Не знаю даже, с чего начать. Нет, неправда. У тебя горчица на воротнике. Была там все время. – Ну, это не катастрофа. – Зато весьма символично, – сказал Ледок. – Если я слишком стар, чтобы с ней флиртовать… – Ах, Картер, ты безнадежен. – Мне казалось, я был очень честен. – Вот именно. – Ледок мгновение боролся с собой, потом выключил приемник (шел десятый раунд). – Тогда скажи мне, что тебе нужно в жизни? – Мне? – Нужно. Нужно, – повторил Ледок и сморгнул. Теперь, когда хрипящий репортаж смолк, помещение казалось пустым. – Не знаю. Ничего не нужно. Я всем доволен, – сказал Картер. – у меня всё хорошо. – Эх. – Ледок пожал плечами и вытащил серебряный доллар. – Ты доволен, как кайзер. Смотри. – Он взял монету за края, положил на ладонь. Зажал кулак, сделал над ним пасс и снова разжал. На ладони лежал серебряный доллар. – Я что-то не заметил? – спросил Картер. – Да. – Ледок повторил трюк второй раз, потом третий. Наконец Картер увидел: год на монете сменился с 1921-го на 1923-й. – Скучный трюк, – вздохнул он. – Верно. А почему? – Если делаешь трюк, который зрители не замечают… |