Онлайн книга «Моя подруга всегда против»
|
– А то ты не знаешь – как обычно. Урсула наклонила Питера над раковиной и скомандовала: – Аусшпукен! [9] Питер аусшпукнул – часть выплюнутого даже попала в раковину – и тут же засучил ногами в воздухе. Как только его опустили на пол, он со свистом пронесся через две двери, разражаясь смехом, когда на что-нибудь натыкался. – Заботливый партнер теперь спросил бы, как я провела день. – Даже если партнеру хватает такта, чтобы не грузить подругу разговорами о собственной работе? Даже тогда? – Ванесса на планерке в финотделе опять всех достала. – Ясно. – А тебе плевать, верно? – Не дури, я… – Выходит, я дура? – Я не называл тебя дурой, просто предложил не дурить в конкретной ситуации. – Это одно и то же. – Нет. «Дура» – это одно, «не дури» – совершенно другое. Так, с этим мы разобрались, теперь вернемся к «ясно», которое вовсе не означает, что «мне плевать», скорее «я понял, но мы уже говорили на эту тему раньше, обсосали ее до косточек, и я не вижу, что бы еще можно добавить к прежним двадцати дискуссиям, поэтому, наверное, не стоит начинать все сначала., а лучше позволить Пэлу спокойно посмотреть новости». – У тебя, я вижу, совсем нет никаких навыков межличностного общения. – Нет, есть. – Нету. – Есть. – Нету. – Есть! – Нету! – Давай прекратим, мы ведем себя как дети. При этом я прошептал «есть», но так, чтобы Урсула не услышала. – Ванесса… – Хорошо, что там с Ванессой? – Ванесса велела мне переписать всю статистику за последнюю неделю и смылась, прежде чем я успела ей возразить. Даже не объяснила почему… – Просто она тебя терпеть не может. – Это не повод. – Ты возбуждаешь в людях сильные чувства, мне ли не знать. Но не в этом дело. Дело в том, что Ванесса страшна как бабуин. – Разве? Нет, дело в том, что эта работа мне надоела до чертиков. – Урсула взяла с холодильника миску с капустным салатом. – Хочу бросить работу и посидеть дома с детьми. – Понимаю, но мы на эту тему уже говорили, не правда ли? Помнишь фразу «умрем голодной смертью»? Она очень часто звучала. Ты что, собираешься есть этот салат? – Собираюсь. – Ну-ну. – А в чем дело? – Ни в чем. Все нормально. Кажется, этот салат в основном состоит из лука и сырой капусты? – Ну и что? – Я тут думал, что вечером можно было бы заняться сексом… – Ты и меня планировал привлечь? – Ну… – Знаешь, чего я больше всего не люблю? – Ладно тебе. Я об этом всего-то раз попросил. – Больше всего я не люблю не то, что ты пытаешься контролировать мой рацион ради собственных сексуальных прихотей, а то, что ты не можешь сказать без уверток, что имеешь в виду. Начинаешь издалека: «А-а, я вижу, ты ешь карри», потом: «Ведь там есть чеснок?» – а мне полагается дотумкать: «Постой, чеснок! Как же я сразу не сообразила!» Короче, я намерена тебя игнорировать. Сейчас съем всю миску салата, и если ты меня действительно любишь, тебе будет без разницы. – Ага, «любовь сильнее лука» – убойный аргумент. А я вот что сделаю: буду носить эти трусы две недели, посмотрим, как ты запоешь. – Если бы я не стирала белье, ты бы всегда носил трусы по две недели, и мы оба это знаем. А настоящую печь украсть слабо?
Потеряв охоту к сексу, мы с Урсулой легли в постель и приняли «обиженную позу № 4». Поза напоминает букву «X», каждый из нас – половинка буквы. Но буква получилась корявая, потому что в середине у нее не было смычки. Для смычки мы должны бы касаться друг друга задами. Однако «обиженная поза» не дозволяет соприкасаться какими-либо частями тела, иначе она теряет всякий смысл. А вот издавать звуки, напротив, разрешается, и в некоторых позах они даже обязательны. К примеру, в «обиженной позе № 2», когда один участник образует половинку буквы «X» (лежит отвернувшись), а другой – строгую букву «I» (лежит на спине с широко раскрытыми глазами и глядит в потолок). Если человек в положении «I» не издает частых вздохов и не хмыкает, чтобы побудить половинку «X» спросить: «В чем дело?» – он теряет очки. Но чтобы прикоснуться к партнеру – боже упаси. Скрючившись и замерев, я, в конце концов, уснул. Засыпал я, разумеется, долго и мучительно. Человек в «обиженной позе» всегда так засыпает, потому что сопротивляется сну. Не хочется ведь заснуть и пропустить момент, когда другая сторона выскажет какое-нибудь замечание, на которое можно отреагировать притворным храпом. Мне снился подвал музея секса в Амстердаме. Передо мной стояла намазанная медом Хелена Бонэм Картер [10] и, томно вздыхая, приговаривала: – Я тебя хочу, Пэл. Я всегда тебя хотела. В этот момент Урсула, тряся за плечо, вернула меня на Сент-Майклз-роуд, в липкую мутную действительность. – Слышал шум? – Нет. – Я уверена, что слышала, как хлопнула входная дверь. – Наверное, чья-нибудь собака. – Ну да, конечно. Будто лай собаки нельзя отличить от треска взломанной двери. Идиот. – Я же не лающую собаку имел в виду… – Тихо. Вот оно… Я прислушался. Тишина. – Ничего не слышу. – Сходи вниз и посмотри. – О-о, какого черта. – Сходи. Мужчина ты или нет? – Почему весь ваш феминизм мгновенно испаряется, когда надо вылезти из теплой постели и спуститься вниз в три часа ночи? – А если там кто-нибудь есть? Хочешь, чтобы меня убили? – А ты хочешь, чтобы меня убили? – Замолчи и сходи посмотреть. Там точно кто-то есть… Теперь-то слышишь?! Я действительно услышал. Снизу явственно доносились звуки шагов. Невозможно передать охватившую меня оторопь. Похоже, пока мы спали наверху, кто-то забрался в наш дом. Урсула оказалась права, и отрицать это не было никакой возможности. И не просто права – при мысли о том, сколько выгод она извлечет из своей правоты, меня бросало в противную тоску. Отныне, если ей посреди ночи почудится какой-нибудь подозрительный шорох, я буду обязан встать и проверить. Мои вялые возражения будут безжалостно раздавлены доводом, словно червяк каблуком: «А помнишь тот случай…» Хоть плачь, ей-богу. |