Книга Доизвинялся, страница 60 – Джей Рейнер

От этих мыслей я несколько приободрился, но чувство вины никуда не пропало, а напротив, продолжало меня глодать. Но я знал, что мне делать. Нужно найти кого-нибудь еще, перед кем можно извиниться. Это меня исцелит. Вот моя панацея. Если уж ни в чем другом, в этом я был уверен. В тот же день я пошел в универсальный магазин и не придержал дверь перед шедшей за мной старушкой, а напротив, с силой отпустил. Потом круто повернулся, уже открывая рот, чтобы попросить прощения, но старушка только нахмурилась и попятилась от меня как от сумасшедшего. Я забыл, что нахожусь в Нью-Йорке, где неожиданная доброта к старушкам считается преддверием к какому-нибудь надувательству или махинации, чем (в моем случае) она, наверное, и являлась.

Я попробовал себя в мелком воровстве, украв номер «Нью-Йорк таймс» с газетного лотка на Центральном вокзале, но не учел, как скажется на таком рискованном предприятии моя известность. Когда четверть часа спустя я вернулся, чтобы признать мою вину, продавец отказался не только от моих извинений, но и от моих денег.

– Я знаю, кто вы, – сказал он. – Вы делаете большое дело. За мой счет, ладно? Приходите когда хотите. Берите, берите, не надо благодарить…

Мне явно не хватало размаха. Необходимо сделать что-то такое, что принесло бы ощутимые неудобство или вред. В такси я заметил табличку «НИКАКОЙ ЕДЫ И НАПИТКОВ», прилепленную к грязной пластиковой перегородке, которая отделяла пассажира от водителя. Я предложил таксисту десять долларов сверху, чтобы он остановился у ближайшей кофейни и подождал, а сам тем временем купил самый большой, какой возможно, пластиковый стакан кофе на вынос, который пообещал держать осторожно. К такси я вернулся с этим ведерным стаканом, полным жирной пенки и жидкости цвета грязи, и, когда мы тронулись, разлил его содержимое по всему заднему сиденью. Когда я попытался попросить прощения, водитель сказал, чтобы я не беспокоился, и попросил у меня автограф.

Разыскав в Центральном парке перекресток дорожек, которые, по моим наблюдениям, часто выбирали для пробежки, я попытался там послоняться в надежде, что, может, удастся подставить ножку какому-нибудь бегуну, но только получил несколько ударов кроссовкой по голени. Домой я поехал, испытывая лишь сожаления к самому себе, а это в мои планы не входило. Вилли Брандт мною бы не гордился.

Прошла еще неделя, прежде чем я нашел кого-то, кто позволил бы мне перед ним извиниться, и произошло это в palais des Nations [35] в Женеве. Остальным действующим липам трудно было отказаться: в конце концов, ради чего еще мы там собрались? Все съехались на Первый Раунд Извинений Лицом к Лицу, новый форум, придуманный, дабы свести на нейтральной почве представителей народов, затаивших друг на друга застарелые обиды. Они будут встречаться в прохладных, гулких залах штаб-квартиры ООН в Швейцарии и по очереди испрашивать друг у друга прощения. Это первое заседание было приурочено к ежемесячному извинению Германии перед Израилем за преступления Второй мировой войны. Получив в наследство от отца убедительную извиняемость, я должен был извиниться от имени Швейцарии как перед Израилем, так и перед Всемирным еврейским конгрессом за швейцарские банки, присвоившие деньги убитых во время Холокоста евреев, и за отказ властей предоставить убежище тем, кто бежал от преследований в Третьем рейхе.

По плану, Израиль потом извинится перед представителями палестинского народа, которые будут ждать в соседнем помещении. Израильтяне согласились, но на том условии, что палестинцы, в свою очередь, извинятся перед Израилем за акты насилия, совершенные различными палестинскими террористическими организациями.

У дверей одного из конференц-залов я случайно наткнулся на Макса, временно прикомандированного к немецкой делегации. В пожелтевших пальцах у него дымилась извечная сигарета, и, заговорив, он выпустил серую струю.

– Слышал уже? – спросил он. – И израильтяне, и Всемирный еврейский конгресс как оголтелые набросились на еду.

– Это что, извинение с фуршетом?

– И каким! Рубленая печень, форшмак, халы, маринованные огурчики. Ни дать ни взять лавка деликатесов «У Каца».

– Чем, по-вашему, это кончится?

– Должно пройти отлично, если большинство не сляжет с расстройством желудка. – Он рассмеялся собственной шутке, но смех вскоре растворился в нехорошем, булькающем кашле откуда-то из глубины легких. Мы договорились пообедать вместе.

Ради извинения от имени швейцарцев я глубоко покопался в предрассудках моего отца относительно своей родины. Я говорил про эксцессы бюрократии. Я говорил про омерзительное пристрастие к порядку, одержимость горными склонами и коровами, любовь к луговым цветам. «Мой отец любил говорить, что в Швейцарии расцвет горечавок равнозначен сенсации». Вот она, сказал я, суть проблемы. Швейцарцы увлеклись частностями и не видели картины в целом. «Мы кажемся умными и взвешенными. Но на самом деле это не так. Мы были настолько зачарованы собственной красотой, что не сумели разглядеть соринки у себя в глазу и в результате дурно обошлись с вашим народом». Я сказал несколько фраз о том, как скверно чувствую себя из-за убийственного сочетания высокомерия и деловитости, а после завершил словами: «Мне очень, очень жаль».

Все как будто были очень тронуты моей речью. Некоторые плакали, мне даже преподнесли в знак уважения пакет с халами. Но для меня мероприятие было скорее профессиональным, чем личным. Я признавал, что хорошо сделал свое дело, но не более того. И легко представлял себе, как в уголке стоит, скрестив руки на груди, мой отец и, качая головой, тряся мясистыми щеками, удивляется идиотизму происходящего.

– Значит, швейцарцы скучные идиомы, да? И за то, что ты их так называешь, они тебе платят?

– Мне платят за извинение. Предисловие про швейцарцев – просто вступление. И правильно говорить «идиоты».

– Я так и сказал.

– Разумеется.

– А я бы задаром им всю правду про швейцарцев выложил.

– Теперь хочешь мою работу получить?

– Просто так, к слову. Задаром. Может, даже сам приплатил бы. Чтобы наговорить гадостей про швейцарцев, точно заплатил бы.

В результате я испытал лишь еще большее разочарование.

По счастью, у меня не было времени долго в себе копаться, потому что меня тут же вызвали на экстренное совещание. Прошлым вечером, как сказал Сатеш, израильтяне потребовали, чтобы палестинцы не только извинились перед ними, но нашли бы кого-нибудь еще, чтобы и у них попросить прощения.

– Они настаивают на более длинной цепочке извинений, – сказал он. – Думаю, считают, что за чужие спины легче прятаться.

Отдел Истории и Подтверждения выкопал семью из Рамаллы, членов которой не сумела защитить в сороковых годах палестинская милиция.

– По всей видимости, три поколения этой семьи погибли, попав в засаду роты английских солдат.

Я сказал:

– Значит, вполне подходит.