Онлайн книга «Доизвинялся»
|
Линн снова поморщилась. – По-видимому, довольно поздно. В восемнадцать? Я дернул подбородком вверх, как бы говоря «больше». – В девятнадцать? – Еще одна попытка. – Еще старше? Господи помилуй… – Мне было двадцать. – В колледже? – Ага. Мне давно уже следовало бы перепрыгивать из постели в постель, а я только к третьему курсу созрел. – Я ее знаю? – Господи боже! – Да ладно тебе. Сам знаешь, тебе хочется рассказать. Потянувшись за бутылкой, она налила себе еще. Я покатал на языке вино из своего первого бокала и проглотил. – Дженни Сэмпсон. – Дженни Сэпмсон? Дженни Сэмпсон? – Пауза. – Дженни Сэмпсон! Я ее помню. Просто роскошная. Тихоня, но с потрясающей фигурой. Всегда прижимала к груди учебник, точно пыталась за ним спрятаться. – Она самая. – Но робкая. – Просто ты никогда с ней не разговаривала. – Наверное. И что произошло? – То есть? – Что произошло? Как долго у вас продлилось? Это была любовь? Ты сделал ей предложение? Или ты тут тоже напортил? «О да, – подумал я. – Тут я напортил. Еще как напортил!» – Просто… само перегорело, – негромко сказал я. Склонив голову набок, она смерила меня взглядом и сказала: – Единственная проблема – в тебе самом. Ты, мой милый, очень привлекательный мужчина. Солидный, большой, основательный. Раздраженно фыркнув, я уставился на дно моего бокала. – Нет, правда. Кому нужны мужчинки с узенькими бедрышками и голубиными грудками? Только не мне. Мне подавай что-то поосновательнее, чтобы было за что подержаться. – Очень мило с твоей стороны. – Господи помилуй. – Она в притворном ужасе запустила руки в густые черные пряди, даже дернула одну, точно стараясь вырвать. – Ну как мне до тебя достучаться? – Потом вдруг вскочила, со стуком поставила бокал на стол и сказала: – Что ж, делать нечего. Придется просто заняться с тобой сексом. Идем. Она решительно вышла из кухни, а я покорно потащился следом, жалобно направляя: – Вторая комната слева. В дверях спальни я замешкался. Повернувшись ко мне, она погладила меня по щеке. – Все будет хорошо. После, когда мы закончили и лежали в кровати, она сказала: – В колледже я подумывала, не накинуться ли на тебя, но, слава богу, этого не сделала. Ты только выкинул бы какую-нибудь ребяческую глупость, чтобы меня озлить. А теперь, когда твоя тайна раскрыта, этот фокус у тебя уже не пройдет. Вскочив, я крикнул: – Срань господня! – Я что, такой уж плохой вариант, да? – Нет, нет. Баранина! Я загубил баранину. В комнате зазвенел радостный удовлетворенный смех: наш роман родился в тот самый момент, когда погиб наш первый совместный обед. Это было почти шесть лет назад. Мы по-прежнему вместе, она по-прежнему говорит «все будет хорошо», и я по-прежнему счастлив ей верить. Или, во всяком случае, был счастлив до того хмурого февральского вечера, когда последний табачный трюфель растаял у меня на языке, и телевизор в углу молчал. Умер человек, маленькая девочка осталась без отца, и что бы ни говорили моя мать, главный редактор и подруга, дескать, мне не в чем себя винить, ответственность есть ответственность. Это мою рецензию Джон Гестридж приклеил скотчем на дверцу печки, прежде чем ее за собой закрыть. Не страницу из «Larousse Gastronomique». [2] Не определение слова «шеф-повар» из «Оксфордского толкового словаря английского языка». Мою рецензию. А это ведь что-нибудь да значит. Глава четвертая
Под утро Линн нашла меня, когда я сидел в темноте сгорбившись у компьютера, с серо-стальным от свечения экрана лицом. – Что ты делаешь, милый? – спросила она. Я не обернулся. Просто не мог отрываться от сложенных из пикселей слов на экране. – Читаю. – Что читаешь? – Себя. Мою последнюю рецензию. Про Гестриджа. – Марк, любимый, и для нарциссизма тоже есть свое время, но три часа… о Господи, половина четвертого утра… не самое подходящее. – Ха-ха. Линн устроилась в уголке дивана, подобрав под себя ноги. К животу она прижала диванную подушку. Так мы и сидели в темноте и мерзли в халатах. – Не спалось? Помотав головой, я постучал пальцем по экрану, точно это он виноват. – Когда я писал, казалось чертовски смешным, – сказал я. – Я думал, это остроумно, заковыристо и… – Это действительно остроумно и заковыристо, – сказала она. – И таким останется. Ты гений. – Я услышал, как она зевнула, но не обернулся посмотреть. – Ты сам это знаешь. – Да. Знаю. Я хочу сказать… – Вместе с офисным креслом я повернулся посмотреть на нее. – Я всегда бы уверен в том, что пишу. Уверен в своей способности так построить фразу, чтобы меня читали. У меня, возможно, есть другие комплексы… – Это уж точно. Только они и мешает тебе быть невыносимым, любовь моя. Если бы ты был умником, да еще считал себя гениальным, меня бы тут не было. – Дай мне закончить. Тут все разом. Мне нужно верить в мою колонку, в то, что я делаю хорошую, полезную работу, только это уравновешивает все остальное. Но история с Гестриджем… – Ты не можешь себя винить. Я тебе говорила. – Я приложил руку к его смерти. – Ты не открывал дверцу печи и пинками его внутрь не заталкивал. – Линн! – Ты знаешь, о чем я. – Я написал рецензию, которая стала… – я помолчал, подыскивая нужное слово: – …катализатором. – А утром об этом поговорить нельзя? Уже настолько, черт побери, поздно, что почти рано. Я снова повернулся к экрану и сказал резче, чем собирался: – Иди в постель. – Марк… – Просто иди в постель, мне нужно подумать. Иди спать. Она подошла и положила мне сзади руки на плечи. Я почувствовал знакомый, успокаивающий мускусный запах постели, халата и потного со сна тела под ним. Ее горячая рука погладила меня по шее, и тут я понял, насколько замерз. – Чего ты хочешь, Марк? – мягко спросила она. – Хочу с ней встретиться. Я хочу встретиться с Фионой Гестридж. – И что ты ей скажешь? |