
Онлайн книга «Зачем?»
В поле её зрения попала ватага подростков, надрывно-утробно ржавших над репликами хрупенькой старушки, попросившей их не сорить на бульваре банками и не плевать под ноги. Юные граждане нашли весьма смешной саму попытку стороннего вразумления. Марию передёрнуло ещё больше, когда один из веселящихся вскочил с ногами на скамейку и, вскинув левую руку, хлопнул правой по локтевому сгибу. Жест был красноречивым ответом на замечание старушки. Девицы, очевидно, привыкшие к однотипным реакциям старшего поколения на поведение их лидера, вызывающе уставились на бабулю в ожидании развития её справедливых эмоций. Мария, ощутив подъём чего-то неописуемого, повернула в сторону тинейджеров. Спокойно смахнув нахала со скамейки, отчего он взлетел и плюхнулся в груду банок и в наплёванную лужу, она взяла изумлённую старушку под локоть и повела прочь, нашёптывая что-то успокоительное. Подросток вскочил, в ярости выхватил из кармана бензиновую зажигалку и, чиркнув, бросил в Марию. Не оборачиваясь, а лишь ощутив движение ветра, Мария поймала огонёк ладонью и отбросила к отправителю. Вся одежда на мальчишке мигом вспыхнула. Завизжал весь бульвар. Девчонки бросились врассыпную. Старушка побледнела и покачнулась. Мария прыгнула назад, к полыхающему нахалу, руками сбила с него пламя вместе с одеждой, затоптала нечаянный костерок, отвесила обнажённому герою освежающую затрещину и сказала: - Ещё раз забудешь русский язык - найду где угодно. Понял, урод? Любитель баночного пива и бензиновых зажигалок не ответил. Прикрывая обнажённые, но не успевшие подгореть части тщедушного тела, он во все глаза таращился на руки Марии. Они, только что сбившие с него огонь, одежду и даже спесь, были белым-белы... Оставив подрастающее поколение дозревать посреди бульвара, Мария подхватила безмолвно-покорную старушку и на большой скорости потащила прочь. - Вам куда? Вы можете сейчас сказать мне свой адрес? - Вот... - лишь и вымолвила её спутница, показав на переулочек. Понимая, что скрыться надо побыстрее, Мария подняла обмершую бабушку на руки, перепрыгнула через ограду бульвара, пересекла проезжую часть и побежала по указанному переулку, ничуть не ощущая тяжести своей ноши. Бедная ноша! Когда через полчаса они с Марией пили чай на чистенькой кухоньке, обсуждая некоторые нравы современной молодёжи, старушка, очень медленно приходя в себя, всё собиралась с духом и наконец спросила: - Вы спортом занимаетесь? - Да, - соврала Мария. - А если не секрет, каким? Я вам так благодарна... - О! Это очень древнее искусство, почти не известное в России. Очень труднопроизносимое название. Я только недавно освоила азы. - Азы! - Старушка всплеснула ручками. - Деточка, вы мне можете назвать это искусство, этот спорт, я хочу внучка отдать в какую-нибудь сильную секцию, а все хорошие секции сейчас платные... Ваша, наверное, тоже? Но за такое - никаких денег не жаль! - Я вам позвоню, - ещё раз соврала Мария, боясь расстроить беспримерно взволнованную женщину. - Давайте запишем номер. Мне пора идти. Листочек с телефоном лежал в её кармане, а нечаянные подруги уже прощались в коридоре, когда в дверь энергично позвонили. - Пожалуйста, выпустите меня через окно! - взмолилась Мария. - Деточка... - пролепетала старушка из последних сил и начала оседать на пол. Мария успела подхватить её, бережно положила на какую-то антикварную кушетку в гостиной, подбежала к балкону, выглянула во двор, который, к счастью, оказался внутренним и безлюдным, и, зажмурившись, прыгнула с седьмого этажа. За спиной продолжался остервенелый звон в дверь. И залаяла овчарка. "Вот и я теперь, как Ваня... как Вася..." - успела подумать Мария. Плюхнувшись на груду картонных ящиков, она не ощутила ни малейшей боли. "Вот оно как..." Поправив парик, Мария тщательно осмотрела двор, проходы, все возможные пути к отступлению, прислушалась - и на максимальной скорости понеслась на свою конспиративную квартиру, справедливо смекнув, что рассекретила себя. Через пять минут проверилась: погони не было. "Ничего, скоро будет!" - и ещё наддала, живо представив себе столкновение с чуткой служебной собачкой. Влетев в коммуналку, она бросилась в ванную, благодаря всех святых, что научилась мыться заранее, до своего безумного вояжа по бульвару. Уговорив свою кожу расстаться с поверхностными частицами, она вытиралась, вытиралась чуть не до дыр и мазалась душистыми кремами, держа перед мысленным взором отчётливый образ баскервильской собаки, которая вот-вот сейчас возьмёт след в старушкином дворе и понесется сюда крупными взмахами. И сыщики с ней. "Чёрт бы побрал тебя, синеглазый учёный! Я доберусь до тебя!" Мария задыхалась от чувств. Ведь ей хотелось - всего-навсего - прогуляться. Вместо прогуляться получилось воспитание молодёжи с бесконтрольной демонстрацией чудес плюс вынужденное спасение старушки от недовоспитанного поколения. А всё почему? Противно, оказывается, было смотреть на бытовые проявления физиологии человека, который одновременно целуется на лавочке, пьёт, курит, плюёт на бульвар и вообще похож на бред - на одушевлённую грязь. И это было самой большой неожиданностью для бессмертной Марии, думавшей, что основные удивления уже позади. Нет. Оказалось, у её болезни есть, как и положено, свои стадии развития. Оказалось, что видеть и слышать телесные проявления, привычные всем и не замечаемые ею ранее, становится с каждым днём труднее. Она схватила свой дневник, полистала и обнаружила, что ничего подобного раньше не записывала. Даже её внезапный визит в ночной бар в первый вечер бегства, в тот форменный свинарник, где трезвых почти не было, а смог и амбре висели, как топор, - даже тогда она ещё была в силах воспринимать мир обычно. Оказывается, всё изменилось. "А если Николай и Галя вернутся, выпьют пива и поцелуются при мне?" - задумалась Мария и принялась крутить в воображении всевозможные физиологические сцены и сочетания сцен: надо было понять - чего ждать от себя в разных обычных ситуациях. Получалась тяжкая картина. Получалось, что её либо опять потянет кого-нибудь спасти, либо убить, либо бежать в окно. Вот что получалось у Марии Ионовны Ужовой на данной стадии заболевания бессмертием. И даже заплакать по-человечески нельзя, потому что она ещё не научилась уничтожать выплаканные слёзы. Ногти, волосы и прочие отделяемые части научилась, а слезами ещё не занималась. Не успела. Надо учиться, надо учиться, надо учиться... Мария закрыла дверь, занавесила окна, проверила Петровича, закуталась в три одеяла и, засыпая, спросила: - Боже, а как же Ты-то терпишь нас... Генерал Сидоров обратился по начальству с просьбой о подкреплении. Время бежало, и пропажа семьи Ужовых стремительно превращалась в проблему посерьёзнее, чем разворот карьеры группы военных. Один лишь раз, на бульваре, видели женщину, не похожую на Ужову, но с уникальными возможностями; за ней гнались, но неудачно. |