
Онлайн книга «Женского рода»
Но Пашке посчастливилось вырасти симпатичным юношей. Однажды отец решил избить сына в очередной раз, тот впервые взбунтовался и сбежал в Читу; местный комсомольский активист оценил прелести смазливого беглеца и взял под свое идеологическое покровительство. С этого «трамплина» Паша и попал в Москву, меняя покровителей и жадно впитывая их манеры, знания и любовь к красивой жизни. Паша стал художником, он попал в «общество», но, когда в его жизни появились наркотики, он понял, что это, как и мужчины в его постели, — не дань богемной жизни, а вечное «Ленинское-586» с его безысходностью и отцовскими побоями. О своем прошлом Поль молчал, как о тяжком преступлении, но однажды в порыве откровенности поведал его Кирш; по безмолвному соглашению они ни разу больше не вспомнили тот разговор. Но Кирш перестала раздражать любовь Поля к ярким нарядам, куртуазным манерам и портретам красивых людей в ажурных рамочках. Хорошо зная старого приятели, Кирш догадывалась, что до того момента, как Паша вручит ей связку ключей от мастерской, пройдет не меньше двух часов. — Ты один? — То один, но не одинок, то одинок, но не одни,.. — Блин, Палыч, ты все такой же зануда, умничаешь все! — Кирш сняла ботинки и прошла по мягкому ковру в комнату, где на антикварном столике возлежала толстая персидская кошка. — Я не умничаю, я философствую… — В голосе Поля было больше снисходительности, чем упрека. Только так мог разговаривать с взбалмошной и хамоватой Кирш человек, читавший «Опыты» Мишеля Монтеня и полюбивший мысль, что «философствование есть приуготовление к смерти». Выдержав, насмешливый взгляд гостьи, сидящей на полу под ядовитым деревом суара, Поль грациозно опустил поднос на столик, присел в кресло и потянулся к кальяну. Кирш поняла, что пришло время расспросов. — Ты собираешься скрываться от надоедливой сожительницы и вести двойную жизнь? — спросил он. Кирш в это время пыталась расшевелить сонное персидское созданье игрой, но кошка лениво развалилась перед ней на ковре и томно урчала. — Мои вот тоже так… Что ты сказал?.. Паш, ты ж помнишь: «надоевших сожительниц» я не мешкая выставляю пинком под зад — если дуры; умные сами уходят. Зачем трахать свою душу… — Спустя секунду ухмылка у Кирш исчезла, и она спокойно добавила: — Я ненадолго в твою мастерскую, я же знаю, что ты работаешь. Просто мою девочку убили, хорошую девочку, жалко. Найду кто — голову пробью, а пока – на меня катят… Поль сокрушенно пожал щуплыми плечами, умоляющим жестом остановил Кирш от продолжения: «Все, все: подробности меня не касаются!» — и начал теребить деревянную пуговицу на просторной кофте. — Надеюсь, это была не твоя судьба, не твоя единственная… По дороге к старому дому, вместившему мастерскую Паши-Поля, Кирш не поднимала головы и старалась не смотреть на людей. — Эй, парень, закурить есть? Двое подвыпивших мужиков у забора с ожиданием смотрели на Кирш. Она хмуро протянула им пачку, но никто из них не сделал к ней навстречу ни шага. — Давай-давай, сюда тащи, не сломаешься! — Один из мужиков сплюнул и сунул руки в карманы. — Да пошли вы! — Кирш сунула пачку обратно в карман. Ей вслед полетела такая брань, что у нее свело скулы. Мужики побежали ей вслед и ухватили за руку: — Слышь ты, борзый!.. Кирш выдохнула и с размаху сбила с ног сначала одного, потом, увернувшись от замахнувшегося на нее с ревом второго, повалила и его. Руки почему-то дрожали, драться не хотелось, как не хотелось вообще видеть людей и произносить слова. Утром, уже в мастерской Поля, Кирш лежала, завернувшись в плед, на кушетке и с тоской разглядывала холодные пейзажи, расставленные по углам. А в наушниках голос Светланы Сургановой пел картину, которая постепенно переходила в сон Кирш: «Солнце выключает облака, ветер дунул, нет препятствий; и текут издалека вены по запястью…» — Сурганова, Бучч, «Снайперы» — двести! — почти выкрикнула диджей очередной девушке, вставшей на стул перед ее окошком, чтобы заказать песню. Девушка попыталась возмутиться: — С чего это? Всегда же по сто?! — Любезная, я не могу только «тематическую» музыку крутить, одно и то же целыми днями! Поэтому двести! Воздух в «Перчатке» уже был синим от дыма. Поскольку девушка на стуле неохотно, но достала из кармана джинсов две смятые бумажки, вскоре все услышали слова: «Солнце выключает облака…» — и танцпол, как картинка в калейдоскопе, за несколько секунд вместо хаотично двигающихся людей заполнился одними лишь парами. Длинноволосые, бритые наголо, коротко стриженные, стройные, угловатые, мужеподобные, нежные, грубоватые — девушки смотрели друг другу в глаза, клали голову подруге на плечо, нежно грели руку в своей ладони или прижимали к себе спутницу с грубостью и силой пьяного тракториста. Ада — хрупкая миниатюрная девушка с красивым восточным лицом — сидела за своим столиком одна и с обидой смотрела сквозь танцующие пары на долговязую фигуру Кот у барной стойки. Кот то и дело увертывалась от рук сидящей сзади на высоком табурете Феклы, которая норовила обнять ее то за шею, то за талию. — Да пошла ты! — Ох, ох, ох! Ко т сделала шаг в сторону и кивнула кому-то, навстречу ей из-под динамика вынырнула девушка-«милитари», и они обменялись рукопожатиями. — Ничего так в тот раз погуляли, да? Слушай, а я все спросить хотела: вот та мышь серая, что тут маячит рядом с Кирш периодически, буксует в основном, это правда, что ли, ее девушка? Я думала, она с той шикарной из стриптиза затусила, с длинноногой… Из-за плеча Кот выглянула Фекла: — Вот какая хрен разница для Котика, с кем эта шизанутая Кирш тусит?! Тоже мне персона! — Да заткнись ты! — Кот в очередной раз отмахнулась от Феклы, вернулась к своему пиву. К нехитрому разговору прислушивалась стоящая у стойки чуть поодаль полная девица с обесцвеченным конским хвостом и устрашающими красными тенями вокруг глаз. Она слегка придвинулась и вкрадчиво поинтересовалась; — А Кирш — это такая деловая, которая со свитой сосок ходит? Кот воинственно распрямилась: — Твое-то какое дело, чума? Особа с красными глазами брезгливо хмыкнула: — Да вон там этой, при входе, ваши же знакомые рассказывают, что Кирш ваша девчонку свою замочила! Кот выплюнула пиво и, отодвинув хвостатую девицу в сторону, направилась к выходу, резким движением острого локтя оттолкнув нескольких человек, оказавшихся на ее пути, У стены с зеркалами стояли Настена и Ли Лит: Настена, сунув руки в карманы и прикусив нижнюю губу, озадаченно покачивала головой, Ли Лит нервно стряхивала сигарету и, то и дело убирая волосы за уши, что-то рассказывала. Чуть в стороне стояла стайка недовольных девиц, одна из которых вырывалась от удерживающих ее подруг и шипела на Ли Лит. |