
Онлайн книга «Любимая игра»
– Кранц, пошли отсюда. Эти здания начинают заявлять на меня права. – Я знаю, что ты хочешь сказать, Бривман. Когда они возвращались на Стэнли, Бривман уже не чувствовал себя в кино. Ему хотелось одного – повернуться к Кранцу и пожелать ему удачи, всей удачи, что только может быть в мире. Что еще можно человеку сказать? Перед гостиницами уже толпились такси. В полуквартале вниз можно заказать виски в кофейных чашках в баре, что прикидывается клубом игроков в бридж. Они поглядели, как таксист разворачивается на улице с односторонним движением: союзники полиции. Они знали всех хозяек пансионов, всех владельцев магазинов и всех официанток. Они были гражданами центра. И Кранц теперь отрывался от земли, словно большая птица. – Знаешь, Бривман, ты же не страдающий служитель Монреаля. – Я безусловно он. Разве не видишь – я распят на клене на вершине Мон-Рояля? Чудеса только начинаются. У меня как раз хватит дыхания сказать им: «Я вас предупреждал, жестокие подонки». – Бривман, ты зануда. И скоро их разговор прервется. Они молча стояли на балконе, глядя, как раскочегаривается ночная жизнь. – Кранц, я имею какое-то отношение к твоему отъезду? – Некоторое. – Прости. – Пора перестать переводить друг другу мир. – Да… да. Такие привычные здания, такие знакомые улицы. Даже Гаутама рыдал, потеряв друга. Завтра все будет по-другому. Эта мысль была почти нестерпима. Кранца не будет. Будто в сердце города выпустили на свободу бульдозер. Они не те люди, чтобы писать друг другу письма. Кранц посмотрел на него долгим взглядом. – Угум, – сказал он, словно старый фермер в кресле-качалке. – Угум, – согласился ни с чем Бривман. – Уже почти пора, – сказал Кранц. – Спокойной ночи, Кранц. – Спокойной ночи, старина Бривман. Он улыбнулся и пожал другу руку. – Спокойной ночи, старина Кранц. – Они соединили четыре руки, а потом разошлись по своим комнатам. 17 Монреаль как безумный раскупал пластинки Лидбелли [65] и «Уиверз» [66] , в норковых шубах все неслись в Гезу-холл, чтобы послушать, как Пит Сигер [67] поет социалистические песни. Бривман оказался на вечеринке, поскольку считался фолксингером и был знаменит в узких кругах. По телефону хозяйка коварно предложила принести гитару, но он не принес. Он не касался гитары несколько месяцев. – Ларри! Как я рада тебя видеть; сколько лет уже! – Ты прекрасно выглядишь, Лайза. Первым же оценивающим взглядом он заявил на нее права – из-за улицы, на которой они жили, из-за того, что знал, как она бела, из-за того, что ее ускользающее тело красной бечевкой связано к его телом. Она опустила глаза. – Спасибо, Ларри. А ты стал знаменитым. – Вряд ли знаменитым, но слово хорошее. – Мы на прошлой неделе видели по телевизору твое интервью. – В этой стране у писателей берут интервью на телевидении только с одной целью: чтобы остальная страна могла вдоволь посмеяться. – Все считают, ты говорил очень умно. – Все – злобные сплетники. Он принес ей выпить, и они разговорились. Она рассказала о своих детях, двух мальчиках, и они рассказали друг другу о семьях. Ее муж в командировке. Они с ее отцом по всей стране открывают боулинги. Узнав, что она в одиночестве, Бривман начал фантазировать. Разумеется, она одна, разумеется, он должен был встретить ее именно в этот вечер, ее пригнали к нему. – Лайза, теперь у тебя есть дети – ты когда-нибудь думаешь о своем собственном детстве? – Я всегда себе обещала, что когда вырасту, все буду помнить точно, и детей буду воспитывать с этих позиций. – И как? – Это очень трудно. Ты не поверишь, как многое забывается и как мало времени, чтобы вспомнить. Обычно действуешь не раздумывая и надеешься, что принял лучшее решение. – Ты помнишь Берту? – Это был первый вопрос, который он собирался задать. – Да, но разве она не… – А меня помнишь? – Конечно. – Какой я был? – Я боюсь, ты обидишься, если я скажу, что ты был, как любой другой десятилетний мальчишка. Не знаю, Ларри. Ты был хороший. – Помнишь Солдата и Шлюху? – Что? – Помнишь мои зеленые шорты? – Это уже глупо… – Я хочу, чтобы ты все вспомнила. – Зачем? Если б мы помнили все, мы бы ничего не смогли делать. – Если ты помнишь то, что помню я, ты окажешься со мной в постели немедленно, – слепо сказал он. Лайза была добра, мудра или внимательна достаточно, чтобы не превращать сказанное им в шутку. – Нет, не окажусь. Даже если бы хотела, нет. Я слишком эгоистична, напугана, слишком ханжа или кто там, чтобы рисковать тем, что имею. Я хочу все это сохранить. – И я тоже. Я не хочу забыть никого, с кем когда-либо был связан. – И не нужно. Особенно меня. Я рада, что сегодня тебя встретила. Тебе надо бы прийти и познакомиться с Карлом и детьми. Карл много читает, я уверена, тебе будет приятно с ним побеседовать. – Последнее, что я намерен делать – это говорить о книгах с кем угодно, даже с Карлом. Я хочу с тобой переспать. Очень просто. Его безрассудство заставляло его быстро притянуть ее к себе и обезоружить, но ему лишь удалось превратить разговор в светскую беседу. – Для меня не просто. Я не пытаюсь быть забавной. Почему ты хочешь со мной переспать? – Потому что когда-то мы держались за руки. – И это – причина? – Людям везет: они могут быть связаны каким угодно образом, даже через стол, стоящий между ними. |