Книга Американский пирог, страница 2 – Майкл Ли Уэст

— Может, она просто перепугалась, — говорила Нина. — Такое бывает.

Я попыталась не смотреть на эту девчонку — ведь, в самом деле, она была еще просто девчонка. Что она знает о жизни? Может, стоило брякнуть какую-нибудь заведомую чушь, вроде: «Да ну, я не струсила, меня покусали. Вот след от укуса. Infectó un mosquito. Comprende?» [2] Но она уже составила свое мнение обо мне. Ну что ж. Я от нее тоже не в восторге. Должно быть, это она пила малиновый лимонад — уж больно миленькая бутылочка. И что у нее за дурацкая манера измерять глубину в километрах?! Американская миля куда удобнее.

— Фредди, Фредди, — звал меня Сэм. — Милая, посмотри-ка на меня. На меня! Там ведь не было акул?

— Акул? — хохотнула Нина, скрестив руки на груди. — Ты что, шутишь?

Сэм и бровью не повел и продолжил спрашивать:

— Солнышко, что ты там видела? И чем оцарапалась? — Он осторожно отвел мою челку. У меня очень короткие волосы и неровная, взлохмаченная челка. Я облизнула губы, выжидая, пока пройдет тошнота.

— Да что она, язык проглотила? — изумилась Нина.

— Нет, ей просто нужно отдышаться. — Сэм потрепал меня по плечу. Терпеть не могу, когда обо мне говорят как об отсутствующей. Я закрыла глаза, стараясь взять себя в руки: но прежде чем мне удалось рассказать им правду, прежде чем я успела вымолвить: «Кит, это был просто кит», Сэм стал ощупывать мой лоб. Я вздрогнула от боли и холода и с ужасом поняла, что едва не раскололась. Разумеется, он бы меня не одобрил: я и сама не понимала, зачем так сглупила. Ведь, по сути говоря, я увидела кита и неправильно оценила ситуацию. На какой-то миг я позабыла о правилах поведения с серыми китами, а провоцировать шестнадцатиметровую махину — не самое мудрое решение. Тут-то я поняла, что такое ложь во спасение. Это своего рода спасательный круг, который помогает удержаться на плаву и выбраться из самого глубокого омута.

— Кровь так и хлещет. Только погляди. — Он откинул мне волосы со лба. — Что-то там случилось.

Он расстегнул на мне мокрый купальник, и наружу вывалилась моя левая грудь. Он принялся выискивать раны на моем туловище.

— Да все с ней в порядке, Сэм.

— Фредди! Понимаю, у тебя шок, но ты уж соберись, ладно? — Он нагнулся ко мне, сосредоточенно нахмурившись: — Что ты видела? Обычную акулу? Акулу-молот?

— Как бы не так, — заявила Нина. — Они же такие пугливые. Боятся пузырей от акваланга. Может, ей показалось, что там была акула. А там был морской окунек.

— Я б их не спутала, — процедила я сквозь зубы.

— Еще бы, — подтвердил Сэм.

Нина уставилась на меня, слегка шевеля губами, словно что-то беззвучно шепча. За ее спиной смутно угадывались очертания мыса Эухения с его остроконечными рифами. Отсюда мыс казался голым и безжизненным, настоящей пустыней, хотя вблизи выяснялось, что жизнь на нем так и кишит. Иногда во время утренних прогулок мне казалось, что у песка есть память и что в ней хранятся записи о движениях любого зверька: от легких, едва различимых черточек, оставшихся после ночной охоты ящерицы, до ямок от лисьих лап. Иногда волны приносили мусор с океанских лайнеров и из далеких северных городов, и тогда я бродила среди этого хлама и подбирала плававшие в воде диковинки. Я вылавливала инжир, гигантские шишки и крошечные раковины. Иногда, в тумане, я натыкалась на петляющий след койота или крошечные отметинки зайца, похожие на азбуку Морзе. Однажды я видела дельфина, наполовину зарытого в песок у линии прибоя. Но ближе к полудню я сдавалась. В это время поднимался неприятный северо-западный ветер, который не утихал до самого заката и страшно действовал мне на нервы.

— Черта с два это был окунь! — отрезала я.

— Ладно, ладно. — Нина подняла обе руки. — Только не надо злиться.

— И не собиралась.

Меня бросило в дрожь. Знала бы она, что я отнюдь не всегда занималась китами. Почти миллион лет назад я поступила в медицинский колледж Мемфиса, в котором, правда, продержалась лишь пару курсов. Училась я прилично, и меня даже не мутило во время вскрытий. Я вылетела оттуда за досадный и совершенно ненужный проступок — за кражу сердца и желчного пузыря одного из трупов. Нет, серьезно. За сотню долларов я вскрыла лабораторию запасным ключом и выкрала эти органы для двух первокурсников, которым грозила двойка по анатомии. Но, пока я прятала свою добычу в мини-холодильнике, меня засекли охранники. Они завопили и выхватили оружие, я шлепнулась на колени, а холодильник опрокинулся. Органы покатились по скользкому полу, прямо к кривым ногам одного из охранников.

— А может быть, это была голубая акула? — спросил Сэм.

— С чего ты взял, что там была акула? — Нина уставилась на меня абсолютно ледяным взглядом.

— Она опытный ныряльщик. — Как ни странно, Сэм словно извинялся за меня. Он просунул руку мне под шею и приподнял мою голову. — Она знает свое дело.

— Как скажешь. — Нина потерла нос тыльной стороной руки, ни на миг не сводя с меня глаз. — Вздохни-ка поглубже и расскажи нам, кто там был.

Мне страшно захотелось подняться и дать этой дуре по физиономии; но вместо этого я начала врать.

— Тигровая акула, — выговорила я, хотя рука Сэма мешала мне говорить.

— Так-таки и тигровая. — Нина, хихикая, отошла в сторону. — Что-то не верится. Сейчас спущусь сама.

Она уселась и стала натягивать ласты. Затем, взяв маску поплевала на стекло и энергично потерла его пальцами. Потом надела баллон и взяла в рот регулятор. Я с любопытством посмотрела на Сэма: позволит ли он ей спуститься в одиночку? Но он и не думал ее останавливать, и я страшно обрадовалась. Сэм покачивался с носка на пятку, задумчиво следя, как она взбирается на борт, повернувшись к воде спиной. Взглянув на него, она подняла руку и оттопырила большой палец. Сэм ответил ей тем же. Нина улыбнулась, зажав респиратор в зубах, и опрокинулась в воду. Я живо представила себе, как она проходит сквозь уровни красного и оранжевого и опускается в чистую синеву. Вот она проплывает сквозь кровавое облачко и уходит в прохладную даль. Там нет никакой акулы и, наверное, нет уже и кита, а только заросли самых отборных водорослей на всем побережье.

Сэм прижал мне ко лбу платок.

— Надо же, все еще кровит. Зря я отпустил тебя одну.

— Да хватит! — Я отняла платок ото лба и посмотрела на него. Моя кровь оказалась на удивление яркой, ярче красного перца. Это меня поразило. Ведь я всегда была бледным, анемичным существом. — Придется зашивать?

— Царапину? — Он улыбнулся и похлопал меня по коленке. — Не думаю, детка.

— Что-то в глазах двоится, — сказала я, и голос мой зазвенел.

— Только не нервничай, — сказал он.

— И не думаю. — Мы оба, однако, знали, что я уже разнервничалась. Все женщины в нашем роду были истеричками, чем просто сводили с ума окружающих. В молодости моя бабка считала себя ясновидящей. Если ей снилось, что кто-то умирает, этот человек, как правило, и вправду умирал. Да, ее воспитали на библейских преданиях, в которых чудеса поданы как нечто абсолютно естественное: вода превращается в вино, хлеба и рыбы умножаются, больные исцеляются, мертвые воскресают. И тем не менее собственные видения ее пугали. Что касается сестер, то они сейчас управляют семейной закусочной — невероятно занудное занятие, способное вымотать даже самые крепкие нервы. Джо-Нелл презирает «слабонервных дур», но зато увлекается гороскопами и хиромантией: как-то раз она получила телефонный счет на двести долларов за разговор с экстрасенсом Дианой Уорвик. Мы же с Элинор просто заурядные истерички. В детские годы, в Таллуле, мы занимались в историческом кружке для школьников. Элинор как-то вышивала его логотип на наших футболках и допустила поистине фрейдистскую ошибку, вышив «Е» вместо «О». В итоге на празднике мы щеголяли надписями «Истерический кружок».