Онлайн книга «Иконы»
|
– Ты знаешь, что бунтовщики-грассы причиняют зло множеству ни в чем не повинных людей. Людей, для которых мы стараемся, которых желаем защитить от Лордов. Я говорю обо всем человечестве. Елена смотрит на него расширившимися глазами, потом кивает: – Наверное, да… – Ты могла бы оказать огромную услугу и самой себе, и всем нам, если бы просто сказала нам правду. Что твой отец действует против человечества. Что он принадлежит к бунтовщикам. Я чувствую, как Лукас с огромным усилием обливает девушку горячей волной. Елена сопротивляется, как только может, но она уже проигрывает битву. Лукас на мгновение отводит взгляд, просто чтобы собраться с силами. Если сейчас он хоть чуточку усомнится, то не сможет этого сделать. Снова повернувшись к девочке, он медленно говорит: – Твой отец – бунтовщик. Лукас смотрит прямо в глаза Елене и кладет ладони на ее руки. Сопротивление девочки сломлено. Ее взгляд меняется, глаза стекленеют. Она уже совершенно спокойна. – Мой отец бунтовщик. – Он причиняет зло невинным людям. Девочка кивает, уже ничуть не возражая: – Невинным людям. Лукас отодвигается от девочки и прижимает ладони к собственным вискам, покачивая головой. – Нет. Елена, погоди… Но уже слишком поздно. В это самое мгновение в комнату решительным шагом входит Посол. И молодой Каталлус, а следом за ним – отряд солдат-симпов. Каталлус ухмыляется и кивает Лукасу. – Не надо… – Лукас готов умолять. Посол делает короткий жест, и солдаты подхватывают Лукаса под обе руки. Елена улыбается, ничего не понимая, она не отводит глаз от Лукаса. Она радуется, что сделала то, чего он пожелал. Лукас смертельно бледен. – Заберите ее! – рявкает Посол, и двое других солдат выволакивают Елену из комнаты вместе со стулом и цепями. Девочка при этом все так же улыбается. – Казнить ее и ее отца за государственную измену! Я роняю руку Лукаса и открываю глаза: – Лукас! Он не смотрит на меня. На его ресницах повисли слезинки, но он не позволяет им упасть. Чувства вины и тоски так сильны в нем, что мне кажется, будто на меня свалилась гора. – Я не знал, что она отдаст такой приказ. Он говорит правду. – Я просто хотел, чтобы она меня любила. Смотрела на меня как на сына, а не как на пешку в той игре, которую она ведет. Каждый заслуживает того, чтобы иметь мать, Дол. Даже я. Я пытаюсь справиться с потрясением. Меня переполняет отвращение к женщине – матери! – которая способна вот так поступить с ребенком. С собственным сыном. Я содрогаюсь всем телом. – Я… Я не знаю, что тут сказать. Лукас вытирает глаза тыльной стороной ладони: – И не надо. Мне просто нужно было, чтобы ты знала. Я знаю куда больше, чем может вообразить Лукас. – Я понимаю, Лукас. Действительно понимаю. Наш разговор окончен. Наверное, нам пора идти. Но я не шевелю ни единой мышцей. Вместо этого я пристально смотрю на Лукаса, желая, чтобы он придвинулся поближе ко мне. И самым чудесным, волшебным образом он это делает. – Пожалуйста, Дол… Позволь мне. Я чувствую, как его кожа прикасается к моей, легко, как дуновение ветерка. Лукас просовывает пальцы под мою повязку и, не отводя от меня глаз, сдвигает тонкую полоску муслина. Я задерживаю дыхание. – Я не один из них. Я не такой, как она, – говорит Лукас. Он дергает вверх свой рукав, снимает кожаный браслет и обнажает запястье. – Я такой же, как ты, Дол… Четыре голубые точки, цвета чистого неба. – Ты мне нравишься, Дол. Рядом с тобой я чувствую себя лучше. Ты мне тоже нравишься, Лукас. Но вслух я этого не говорю. – Я тоже могу помочь тебе почувствовать себя лучше. Яркий дневной свет становится еще ярче. Я не слышу ничего, кроме гудения ветра и воды в ушах. Я позволяю своей повязке ослабнуть в его руке. На моем открытом запястье – полоса светлой кожи, выделяющаяся на фоне остальной руки, и на нее падают теплые солнечные лучи. Но я все равно вздрагиваю. Лукас смотрит на меня. Это вопрос… Снова все тот же вопрос, просьба. Позволь мне. Он прижимает свою руку к моей и начинает медленно обматывать их тканью. Точно так, как в моем сне. Соприкасаются наши локти, потом предплечья. Запястья. Я закрываю глаза и чувствую тепло Лукаса. Оно совсем не похоже на резкую, обжигающую волну, которая исходит от Ро. Это опьяняет. У меня колотится сердце, я дышу с трудом. Лукас прижимает свои пальцы к моим сильнее. Пытается переплести их с моими, все приближаясь и приближаясь… Только на этот раз наши руки настоящие, и я не сплю. Теперь в моей жизни ничто даже отдаленно не походит на сон – больше не походит. И вот уже из глубины поднимается волна печали. Она давит на мои глаза изнутри – и слезы вскипают, желая выплеснуться наружу. Мне кажется, что я могу вот-вот утратить власть над собой, словно мои слезы могут меня затопить. Я вижу свой дом, вижу Ро… вижу все, что уже потеряла и еще могу потерять, если позволю… Я не могу позволить. Я не готова к этому. И я сжимаю пальцы в кулак. Опять. – Лукас… – Я отдергиваю руку. – Я не могу. – Что? Почему? – Он поражен. Растерян. – Не знаю. Но это ложь. Я знаю. Это ложь ради некоего имени, и имя это – Ро. На лицо Лукаса набегает тень. – Хорошо… – Не надо так говорить, Лукас. Ничего тут нет хорошего. Я ведь все чувствую, помнишь? – Я сблизился с тобой. Мне хотелось, чтобы тебе стало лучше. Если ты сама того не желаешь, это твой выбор. – Лукас бросает мне мою повязку. Он разозлен. – Нам надо идти. Я сказал Фрили, что вернусь до наступления темноты. Он поворачивается и идет к дороге. Я, спотыкаясь, спешу за ним, быстро сокращая расстояние между нами. Я стараюсь сменить тему: – Как ты это сделал? Ну, этот фокус с Фрили и документами. Ты что, действительно оформил бумаги? Лукас сбавляет ход: – Не знаю. Я и сам удивился не меньше тебя. Я, вообще-то, собирался вытолкнуть его из вертушки и лететь без него. Лукас лжет, по крайней мере, в последней части. Я останавливаюсь: |