Книга Затерянные в Полынье, страница 37 – Александр Трапезников

– Тянет тебя, значит, к ней? Ты, парень, гляжу, совсем как твой дед. Такой же бестолковый.

– Тянет, – признался я.

Ермольник долго смотрел на меня, словно оценивая, потом, так ничего и не ответив, ушел в кузницу. «Не вышло», – подумал я. Подождав минуты три, я поднялся и собрался уходить. Но в это время из дверей снова вышел кузнец.

– Мне не надо ничего мастерить, – угрюмо сказал он. А потом протянул на заскорузлой ладони массивный ключ с двумя бороздками. – Вот дубликат.

– Спасибо, – сказал я и положил ключ в карман.

– Только пойдем туда вместе, – добавил Ермольник.

Я кивнул головой и пошел по тропинке к поселку. А оглянувшись через несколько метров, увидел, что кузнец все еще стоит в дверях и тяжелым взглядом смотрит мне вслед. Затем он круто развернулся и скрылся в мастерской.

В поселке я задержался возле газетного киоска, где поболтал немного с Дрыновым – о том о сем… Меня интересовал этот высокий и бледный спирит с благородной седой шевелюрой, непонятно каким ветром занесенный в Полынью. Ему бы где-нибудь на парапсихологических симпозиумах выступать, а он в будке сидит.

– Скажите, Викентий Львович, а мой дед посещал ваши сеансы? – невзначай спросил я.

– Как же, как же, – кивнул тот. – Большим любителем был. Захаживал постоянно.

– И что же он спрашивал… у духов?

– Да разное, – замялся Дрынов, а мне показалось, что его бледность еще больше усилилась, стала почти смертельной. – Я уж и не упомню. Что-то о своих предках. Дальних-дальних. Они ведь, если не ошибаюсь, египетскими жрецами были? Или из Ассирии?

– Впервые слышу, – изумился я. – Это для меня новость.

– Да… мало мы еще знаем о переселении душ, – как-то невпопад произнес Дрынов.

Мне почему-то явственно представилась такая картина – словно бы по глазам полосануло ослепительным лучом, разрезавшим темноту: комната, круглый стол, а за ним сидят все местные спириты – сам Дрынов, доктор Мендлев, булочник Раструбов, учитель Кох, староста Горемыжный, проповедник Монк и рыжая ведьмочка Жанна, а среди них – мой дед. Гасится свет, вертится и позвякивает блюдце, а к деду уже тянутся в этом мраке все семеро, четырнадцать рук… семьдесят пальцев… впиваются в его тело… рвут плоть… Они все вместе – убили его.

– Что с вами, вам плохо? – услышал я голос Дрынова.

– Нет, – мотнул я головой, сбрасывая наваждение. Но ведь могло же, могло быть такое коллективное убийство? И почему это привиделось мне именно здесь, перед Дрыновым?

Я увидел, что по улице идут Комочков и Жанна, и пошел им навстречу. Парочка была еще та: оба рыжие, будто курага, да еще и с зелеными глазами, в которых начинал разгораться пожар любви. Медсестра сухо поздоровалась со мной, а потом тотчас же и попрощалась.

– Значит, до вечера! – крикнул ей вслед Комочков, чуть не облизываясь при этом. Я и не предполагал, что он такой сексуально озабоченный.

– А что у нас намечается на вечер? – поинтересовался я.

– Не знаю, что у вас, а лично меня она поведет к Волшебному камню. Как журналист я обязан исследовать это таинственное явление.

– Жанночку ты хочешь исследовать, ну да это твое дело. А вот ответь-ка мне, милый друг Коля, давно это у тебя с Машей? Она ведь не бесхозная медсестра, у нее муж, дети.

– Месяцев пять, – беззаботно отозвался он.

– У меня это в голове не укладывается.

– Странно. Вроде бы там достаточно свободного места.

– Он еще и острит! Как ты вообще решился на такое?

– Ну и что? Поэтому, значит, ее нельзя считать привлекательной женщиной? А может быть, она не любит Сеню? Подумай об этом, моралист.

Я подумал. Но все равно не мог понять, что происходит. Какое-то огненное колесо катится на всех нас, готовое раздавить в лепешку. Я всегда считал Барсуковых идеальной парой. Или они делали вид? Или я слеп?

– Так у вас это серьезно? – спросил я с последней надеждой.

Комочков как-то тяжело вздохнул.

– Не знаю, Вадим, не хочется об этом думать. Маша считает, что да. Она была бы даже не прочь развестись с Сеней. Он, кстати, пока ни о чем не догадывается.

– Вот именно – пока. А когда узнает, – он тебя прибьет. Или Машу. А еще лучше вас обоих.

– Ну и пусть. Но видишь ли, по правде говоря, я все равно не смогу связать свою судьбу с Машей, даже если она уйдет от Барсукова. Потому что… Только ты никому не проболтайся. Потому что через три месяца я сам… женюсь. Вот так-то… И не пялься на меня, как на таракана, все мужчины рано или поздно заводят семью. Пришел и мой черед.

– На ком же ты остановил свой выбор?

– Ну… есть одна. Позже узнаете.

Мы подошли к озеру. На травке лежал Марков, а по обе стороны от него Милена и Ксения. И зачем мы сюда приперлись?

– Эй! – крикнул я им. – Кто хочет сходить на кладбище?

– Катись отсюда, – повернула ко мне лицо Милена.

– Грубишь, ласточка.

– Я, пожалуй, пойду гляну, – сказал Марков и одним прыжком вскочил на ноги. Стал натягивать джинсы.

– И я с вами! – поднялась Ксения.

– Милена, шла бы ты домой, – посоветовал я жене. Но она ничего не ответила, отвернувшись.

Перед входом на кладбище мы остановились между двумя молебными домами: церковью и «айсбергом» Монка. Двери обоих были отворены, словно приглашая ступить внутрь.

– Ну что, ребятки, кто – куда? – спросил Марков.

Мы с ним пошли направо, в храм, а Комочков и Ксения изъявили желание послушать диковинного южнокорейского проповедника. Словно мало им подобных сект в Москве. Кроме Аленушки, молившейся перед образом Божьей Матери, в церкви никого не было. Услышав наши шаги, девочка повернула голову, посмотрела с забавной строгостью и приложила пальчик к губам. Но мы и не собирались шуметь, прыгать или плясать, как эти девицы из «Пусси Райт». Мы встали там, где нам указал Бог, и каждый остался наедине с ним…

Когда мы вышли из храма на солнечный свет, нас уже поджидали Комочков с Ксенией. Они заговорили наперебой:

– Этот смешной Монк призывал какую-то Гранулу, грозил, что нашлет ее на церковь и всех, кто туда ходит… Значит, и на ваши головы тоже. Сухой спирт бывает в гранулах, а он что имел в виду?

– На его языке Гранула означает смерть, – вспомнил я.

Наступило молчание. Даже солнце вдруг скрылось за тучей, и все вокруг потемнело.

– Чего-то он раздухарился, Монк ваш, – нарушил тишину Марков. – Давно за бороду не дергали?

– Не все так просто, – пояснил я. – За Монком стоит Намцевич. А у того вооруженная охрана. А мы все здесь – в западне. Вот так-то, капитан Фракасс.

– Ну, привез в миленькое местечко, – сказала Ксения. – Ладно, пошли на кладбище, будем готовиться к смерти.