Книга Затерянные в Полынье, страница 77 – Александр Трапезников

В это время меня кто-то окликнул с улицы. Я вышел на крыльцо и увидел возле калитки Раструбова.

– Пойдемте в дом, – кивнул я.

В прихожей я отодвинул ногой говорящую резиновую куклу, которую установил утром, как наш последний редут, и отключил сенсор. Надо заметить, что Маша, так испугавшаяся этого чудовища в первую ночь, теперь стала относиться к нему даже с какой-то симпатией. О, женщины! Кто их поймет?

– Как вы себя чувствуете после вчерашнего? – спросил я. – Не хотите ли самогончика на травах?

– Нет, дело прежде всего, – хмуро отозвался пекарь, подозрительно косясь на вошедшего в зал Маркова. Здесь уже сидели Барсуковы и Милена. Григорий, которого никому нельзя было видеть, нырнул в подвал.

– Так что за дело?

– Да все то же! Утром я уже побывал в городке и встретил там вашу подружку. Она сдержала обещание и вернулась вовремя. Деньги у меня. Могу теперь провести через болото следующего.

– Я! Это я, меня надо отправить, – резво откликнулся Сеня. – Когда пойдем?

– Да хоть сейчас, – усмехнулся пекарь. Его тараканьи усы встопорщились, а глазки заблестели. – А знаете, пожалуй, я выпью стаканчик.

Я ушел на кухню и вернулся с бутылкой.

– Как себя чувствует Ксения? – спросил Марков, внимательно глядя на пекаря.

– Как и положено. Приветик вам передает. Я вот что подумал: вы, наверное, считаете меня очень корыстным человеком? Напрасно. Ежели хотите, так я вас всех поодиночке проведу через болото на дорогу. А тех денег, что она уже передала, хватит.

– Да вы просто молодчина! – воскликнул Сеня и посмотрел на нас. – Ну? Что же вы?

– А я тут как-то уже прижился, даже нравится, – произнес Марков. – Но мы подумаем над вашим предложением.

– Думайте скорее, у меня настроение быстро меняется. – Пекарь как-то сник. Марков незаметно поманил меня пальцем. Я вышел вслед за ним в прихожую.

– Вот что, – сказал он. – Передай Милене, чтобы она задержала Раструбова и Сеню как можно дольше. Пока мы не вернемся.

– А куда мы пойдем?

– Увидишь.

Минут через пять мы уже торопливо шли по улице.

– Ты заметил, что у него сапоги чистые, а ведь он по болоту шлепал, – обронил Марков на ходу.

– Может быть, помыл, прежде чем к нам идти?

– А потом опять через трясину топать? Нет, тут другое.

Мы подошли к дому Раструбова, и Марков, воровато оглянувшись, начал ковыряться в замке.

– Остынь, Громыхайлов идет, – сказал я, загораживая Егора спиной.

– А он нам не помеха, зови его сюда.

Я помахал полицейскому рукой.

– Чего это вы тут делаете, ребята? – спросил он, выдыхая алкогольные пары.

– Булочки хотим спереть, – не оборачиваясь, отозвался Марков.

– А у него еще и водка запасена, – деловито подсказал Петр.

Наконец дверь подалась, и мы вошли в дом.

– Петя, ты, как официальное лицо, присутствуешь при обыске, – заметил Марков.

– А что будем искать? – поинтересовался я.

– Я сам найду что надо, не мешайте.

Марков работал быстро и без лишних движений. Открыл ящики письменного стола, потом полез в старый комод, заглянул в шкаф. Там, под постельным бельем, он обнаружил небольшую шкатулку и вытащил ее на свет. Отковырнул замок перочинным ножиком.

– Глядите, – сказал он. Внутри лежали золотые и серебряные цепочки, серьги, колечки. – Узнаешь вот это? – Он подкинул на ладони две сережки.

– Кажется, их носила Ксения, – тихо сказал я.

– Не кажется, а точно. У меня глаз наметан. А вот и медальон. Все сходится.

– Чей это медальон?

– Комочкова.

Мысли туго варились в моей голове, и, пока я соображал, Марков обшарил кухню и обнаружил на полке стеклянную банку. Она была наполнена болотными бабочками «Летучий глаз».

– Ясно теперь? – обратился он ко мне и Громыхайлову. – Раструбов – убийца, маньяк. Это он задушил и изнасиловал девочку, убил одинокую женщину и зарубил старика Ермолаича. И оставил свои метки – этих бабочек, которых ловил на болоте.

– Значит… и Ксению – тоже? – спросил я.

– Да, – подтвердил Марков. – К сожалению, ее уже нет в живых.

– А откуда у него взялся медальон Комочкова?

– Потом объясню. Сейчас некогда.

– Застрелю гада, – пообещал Громыхайлов, сделав большой глоток из бутылки, которую он обнаружил под столом. У него были свои поиски, также увенчавшиеся успехом.

– Если успеем, – отозвался Марков, отбирая у Петра бутылку. – Надо поторопиться.

Когда мы подбежали к нашему дому и ворвались внутрь, Раструбова там уже не было. И Сени тоже.

– Я не смогла их больше задерживать, – сказала Милена. – Мы с Машей чуть ли не танец одалисок исполнили, но они так торопились…

– Когда ушли? – прикрикнул на нее Марков.

– Минут десять назад.

Теперь мы бросились к болоту, а Петя показывал кратчайший путь. Остановившись возле самой трясины, мы увидели метрах в ста перед нами две фигуры. Впереди шел пекарь, за ним неуклюже прыгал с кочки на кочку Барсуков.

– Раструбов, стой! – закричал Марков.

И он, и Громыхайлов вытащили свои пистолеты. Обе фигуры на болоте остановились, повернулись к нам. Марков потряс над головой банкой с бабочками:

– Иди назад, я тебе корма дам! И серьгами Ксении заставлю подавиться!

Сообразив, что все кончено, пекарь вновь повернулся к нам спиной и запрыгал по кочкам.

– Стой, стрелять буду! – заорал Громыхайлов. Тут же Марков пальнул в воздух, для острастки. Раструбов замер. Между ним и нами маячила фигура Барсукова. Он, не понимая, что происходит, стоял в полной нерешительности. Петя выстрелил три раза подряд, и я с тревогой подумал, что он, пьяный, скорее попадет в Сеню, чем в прикрывающегося им пекаря. Руку полицейского так трясло, что мне стоило опасаться и за свою жизнь. Но выстрелы все равно сделали свое дело, хотя бы психологическое, заставив Раструбова нервничать.

Он заторопился еще сильнее. Последний его прыжок стоил ему жизни. Поскользнувшись на кочке, он попал в трясину, которая стала его немедленно засасывать. И мы услышали лишь отчаянный крик – смертельный вопль загнанного зверя… Потом трясина издала животное бульканье и поглотила свою жертву. Мы переглянулись. Маньяк нашел свой конец на болоте. Еще одна голова Лернейской гидры была срублена.

– Сеня! – крикнул Марков. – Сможешь допрыгать до нас?

– Попробую! – отозвался Барсуков.

Опираясь на длинный шест, он перескочил на одну кочку, затем на другую. И так, медленно и неуверенно, стал преодолевать трясину.