Онлайн книга «Амадора. Та, что любит…»
|
Но отдаваться из сострадания — это еще хуже, чем по принуждению. Отдаваться из сострадания — это бесчеловечно. В этом случае женщина в центре внимания, а мужчина безраздельно предан жертве и почти всегда искренен. Но она‑то отдается не потому, что хочет, а просто из сострадания. Бедняжка… Вот оно, сострадание! Я чувствовала себя отвратительно в облегающих брюках и в сапогах на высоком каблуке, когда мне приходилось ходить по этой огромной ярмарке электротоваров. После радио я некоторое время работала на модных показах, в рекламе и, наконец, на сезонных выставках. В этот раз мне досталось четыре стенда. В мои обязанности входило следить за образцами товара и координировать действия рабочих и продавщиц. Ярмарка длится пять дней. Как я была счастлива, когда стенд размонтировали и погрузили на два грузовика! Всё. Осталось только рассчитать рабочих, попрощаться со всеми — и конец. Мочевой пузырь у меня чуть не лопался, и мне срочно пришлось бежать в туалет. Писала я гораздо дольше обычного, и когда вернулась, все вокруг словно испарилось. Остался только Жозиас — молодой, расторопный рабочий, который обеспечивал свет и звук. В руках у него было два пластмассовых стаканчика. Он протянул мне один. — Шампанское. — Спасибо. Что, все уже ушли? — Ага. Убегли. Он неправильно произносил некоторые слова — с грамотой у него были нелады. — Ну, до свиданья. Спасибо. Всего тебе доброго, Жозиас. — Так чё, больше не повидаемся? — Может, на другой выставке… — Да я тут, это самое, тебе сказать чего хотел… — Да, Жозиас?.. — Ты это, шибко фигуристая. — Что?! — Слышь, я давно тебе сказать хотел. Уж больно ты мне ндравишься. Обалденно. — Жозиас, ты ведь женат, правда? — Не‑а… — Ну как же — у тебя обручальное кольцо. — А хоть бы так. — Ты и врать‑то не умеешь. — Не, в натуре, я чуть разума не решился. У тебя и фигура обалденная, и это, как его, манеры… — Сначала только фигура, а потом и фигура, и манеры… — И фигура, и манеры, и личико, и голосочек… Я точно в тебя втюрился. Ну ты прямо прынцесса, ты, это самое, богиня… — Иди домой, Жозиас. К жене. — Щас пойду. Только уж больше мне тебя еще повидать охота. — И думать об этом не смей. — Это потому что я бедный, что ли? — Нет! Потому что ты женат, и у меня тоже есть парень, и я люблю его… — Да, оно конечно. Ты, это самое, прости. — Все нормально. — Мне уж больно повидать тебя охота… Я протянула руку, он ее поцеловал. Попрощавшись, я поспешила к стоянке. На ветровом стекле моей машины оказалась китайская розочка. Я всплакнула. Неразделенная любовь всегда исторгает у меня слезы. Я еще плаксивее, чем моя мать. Я взяла цветок и допила шампанское. Через неделю Жозиас все же решил со мной связаться через оргкомитет выставки. Я не ответила. Еще через несколько дней получаю цветы и звуковую открытку, заигравшую «Love me Tender» еще до того, как я распечатала конверт. Открытку я спрятала, и коллеги мои чуть не померли от любопытства. В открытке было написано. «Прынцеса! Я тебе не как низабуду. У мене все из рук валитца. Хочю еще стобой повидатца. Мой телефон 2343 5434 звони он служебный. Ради Бога. С уваженеем Жозиас». Прочла я это только дома. Письмо растрогало меня. Я решила позвонить этому простому, нескладному, но искреннему человеку, который был по‑своему красив, хотя и грубоват, и обладал удивительно чистой душой. Ведь он любил, обожал меня и просил ответа ради Бога и с уважением. Я позвонила. Подошла какая‑то женщина. Я сказала, что хочу поговорить с Жозиасом, и она тут же позвала его. Не очень‑то приятно звучал его голос в трубке, не говоря о вопиющих грамматических ошибках. Хотела было я отказаться, но мое сострадательное сердце заставило меня принять его приглашение поужинать. Когда я приехала, он уже ждал меня на углу. На нем была голубая рубашка с коротким рукавом и бежевые брюки непонятно из какой ткани. Он протянул мне розу. Улыбаясь, он сел в машину. Я сохраняла полнейшую серьезность. Понюхав розу, я положила ее на панель управления. — Куда поедем? — Да куда хочешь… — Куда бы ты отвез любимую девушку? — Не знаю… — Или жену, или кузину, или подругу… — Не знаю. — Куда ты обычно ездишь с семьей? — В этот самый… В универмаг. — В универмаг?! Превосходная идея. Так и сделаем. В какой универмаг вы обычно ездите? — Ну, в этот, в нашем районе который. А мы с тобой, может, в какой другой съездим? — Ясное дело. Мы подъехали к универмагу, где прежде я не бывала. Назывался он Северный торговый центр. Выйдя из переполненного лифта, мы решили сначала перекусить. — Что будем есть? — Выбирай, прынцесса… — Каждый выбирает то, что хочет… Я посмотрела на суши и стала ждать, что он предложит. — Я, это, пиццу, стало быть… — Пиццу?! — Ну да, ее. С сыром. — Я, пожалуй, тоже. Он сконфузился, и мы поели молча. Принесли счет. Он непременно хотел оплатить сам, и я едва удержалась от замечания, что он от семьи отрывает. Бедняга! Но я промолчала, потому что заметила, что он без обручального кольца. А это знак того, что мы должны на время забыть, что он женат. Мы доели пиццу, и он пожал мне руку. — Ндравишься ты мне, ну прямо до невозможности! — У меня же есть парень. А с тобой я согласилась встретиться… сама не знаю почему. — Мне охота тебя увидеть безо всего. — Ты же написал: «С уважением». — Да, с уважением и есть. Я тебя и пальцем не трону. К вечеру меня так и подмывало исправлять ошибки в его речи, но вскоре я притерпелась и даже иной раз сама уснащала свою речь его словечками. Он уговаривал меня поехать с ним в «гостиницу на час» в Пиньейрусе. — Мне бы поглядеть только. Пальцем не трону я тебя. — А ну как обманешь? — Матерью клянусь. — Поклянись лучше отцом. — Отца нету, прынцесса… |