
Онлайн книга «Леонид обязательно умрет»
![]() — Какие архивы? — не понял репатриант. — Я выяснил, что архивы Литфонд оставил вам в виде бонуса. Мне нужны эти архивы! — А что в них? — задал глупый вопрос Жорж Евгеньевич. — Секретные досье на детей до трех лет. Банкир засмеялся, изображая благодушие. Он ничего не понимал. Какие архивы?.. Какие досье?.. — Отдадите так или продадите? От слова «продадите» Жорж Евгеньевич вновь стал ощущать себя банкиром. — Готов продать, — среагировал он мгновенно. — Сколько? — Ну-у… Сущая мелочь… Семьсот тысяч… — Чего? — уточнил Чармен Демисович. — Евро. — Понятно… Я тогда кресло Сталлоне тоже захвачу… — Для вас, господин Микелопулоус, все что угодно! — У вас, Жорж Евгеньевич, самый крупный вклад чей ? Банкир развел руками и укоризненно поглядел на гостя, мол, такого высокого уровня человек понимает, что информация конфиденциальная. — Корпорации «Океан времени», — тем не менее раскрыл секрет Жорж Евгеньевич. — Моих там девяносто восемь процентов. Остальные два завещаны Академии наук. Пришло время забрать вклад. — Чармен Демисович поднялся из кресла Сталлоне и направился к выходу. — Через три минуты у вас будут реквизиты счета, на которые следует перечислить активы, — на ходу информировал он. Жорж Евгеньевич чуть не скончался в одночасье. Прежде чем сделать это, репатриант огласил свое решение передать архивы яслей господину Микелопулоусу безвозмездно. Для исторических изысканий на благо науки, так сказать… — Спасибо, — обернулся ненадолго Чармен. — Мне нужны дела на мальчиков, рожденных в девятьсот шестьдесят четвертом году в конце февраля… Такое дело, вероятно, одно… Потрудитесь сами отыскать его. Остальной архив оставьте себе!.. — Завтра с курьером информация будет у вас! Перед тем как выйти насовсем, Чармен Демисович обернул к репатрианту свое верблюжье лицо и попросил: — Верни, Жоржик, детям ясли! Как-то все это некрасиво!.. * * * После неудачной командировки в арабскую страну Ангелина устроилась работать в пельменную на Трубной площади. Труд был тяжелым, но ей это было только на руку, отбивал общепит мысли о лаже. Она слушала заказы и автоматически отмеряла двойные, полуторные, со сметаной, маслом и уксусом. Шлепала тарелки на весы роботом. Покрикивала, когда мужики пол-литра доставали, но всерьез не злилась, если не нажирались до полуобморочного состояния. С некоторыми любителями пельменей Геля иногда уходила после смены к себе домой, дабы плоть не мучила. А то как-то совсем тяжело, когда душа болит и тело переизбытком забродившего сока тревожится. Подельницы по пельменному делу Лебеду осуждали не сильно, так как баба она была незамужняя, а комсомольской организации у них в заведении не существовало, впрочем, как и партийной. Моральный облик пельменной существовал на низком уровне, но доходы заведение приносило приличные — лидер по району. Трест столовых на всякие сигналы закрывал глаза, лишь заведующей иногда позванивали, чтобы сотрудницы не забывали проходить диспансеризацию с уклоном на венерологию. Жизнь текла своим чередом, Ангелине стукнуло пятьдесят три, и свой день рождения она встречала в полном одиночестве. На праздничном столе стояла кастрюлька с пельменями и чекушка водки. Чокнулась с бутылкой, усмехнулась и произнесла тост: — За вас, мужики! За тех, кто был счастлив со мною, за всех вас, кого уже давно со мною нет!.. Она хлебнула из стаканчика, поморщилась, закусила развалившимся в воде пельменем, да и пошла спать. Перед сном почистила порошком зубы и помылась до пояса. Глядела в зеркало и видела свою грудь — совсем молодую, стоячую, как у девчонки, твердую и наглую… На хрена?.. «Это оттого, что я не рожала, — думала Геля. — В сорок пять — баба ягодка опять!» Лежа в постели, она думала, что же такого произошло в жизни неправильного, отчего у нее не случилось детей ?.. Видно, в природе так заведено, что есть люди, созданные продолжать род человеческий, а есть индивиды для других функций. Она — стрелок. Она — бывший стрелок!.. Ничего более путного Геля придумать не смогла, а потому заснула в день рождения, удивленная своей странной жизнью. На следующий день с ней случилась тихая истерика. Так бывает, когда нутро переполняет пустота. В продуктовом магазине, заплатив в кассу за полкило колбасы, она не встала, как обычно, в очередь, а прошла к самому прилавку и, оттеснив толстую тетку плечом, протянула чек продавщице. — В очередь! — гавкнула труженица прилавка. — Мою колбасу! — потребовала Ангелина. Здесь очередь загудела недовольно и агрессивно. — В очередь! — закричали особо нервные. — Молодая, да наглая! Особенно надрывалась толстая тетка, очевидная домохозяйка, обжирающаяся на ночь майонезом. — Вы только посмотрите на нее! — выпячивала тетка могучую грудь. — Да это ж проститутка! Шалава!.. Еще, дрянь, без очереди лезет! Геля сохраняла видимое спокойствие и продолжала требовать: — Мою колбасу! Я имею право! — Ишь, она имеет право! — взвинчивала скандал обиженная тетка. — Ты что ж, мать многодетная? — Нет… Колбасу! — Инвалидка? — Нет… Я жду! — Герой Советского Союза? — издевалась тетка вовсю, призывая очередь к травле. Очередь с удовольствием принимала приглашение и злобно ржала. — Я — кавалер… — Никто и не сомневался! — улюлюкала в восторге грудастая. — Мужланка!.. Кавалер барышню хочет украсть!.. И здесь Гелина нервная система не выдержала. Просто мозг решил, что пришла пора действовать. Она сжала пальцы в кулак и сверху вниз тюкнула визжащую бабу по носу. Ударила сильно и больно. Теткин нос лопнул, будто помидор, забрызгав онемевшую очередь кровью. — Мою колбасу! — попросила Геля вновь. Продавщица, ошарашенная произошедшим, тотчас подвинула бумажный сверток просительнице и скрылась в подсобке. В это мгновение ударенная тетка повалилась с запозданием на спину, увлекая за собой часть обалдевшей очереди. Но этого уже Геля не видела. Она шла по улице, переполненная тихой истерикой. На Петровском бульваре ее задержали милиционеры. Доставили в отделение, подержали некоторое время за решеткой, а потом вывели в кабинет для дознания. В светлую комнату набилось пол-очереди из магазина. Мужчины и женщины, записавшиеся в свидетели, сверкали глазами, наполненными справедливым гневом. Перед столом оперуполномоченного сидела грудастая тетка, засунувшая в разбитую ноздрю огромный мужской носовой платок. |