Онлайн книга «Мясо снегиря»
|
Я хватаю ее, прижимаю к себе, а потом кручу под бешеную музыку, все быстрее, быстрее!.. И летит туфелька на длинной шпильке в сторону саксофониста. И ловко музыкант ее подхватывает, используя вместо сурдины. — Ква-ква! Кве-кве-е-е-е! — стонет сакс. — Тум-тум! Турум-бурум! — отвечает контрабас! — Кве-е-е-е-е-е!!! — Бурум… — Ефим, где ты был? Смеюсь в ответ. Где был, когда был?.. Я сейчас здесь! И это важно! Ах, ты моя, Элен! Золотая моя, Элен! Белогривая моя!!! — Пойдем к столу, — говорит громко. — Там такое!.. А там и впрямь!.. — Антоша! Здравствуй, дорогой! — Я подхватываю на руки вместе со стулом друга — гениального скрипача. Потом целую Мусю, его жену, потом Мишаню Боцмана, всех целую, потому что все родные и соскученные по мне!.. — Эй, джазмен, лови! — Я запускаю в сторону эстрады десятирублевку самолетиком. — Выпей за меня! — кричу. — И за всех моих друзей выпей! — Кве-кве! — Вернулся, вернулся! — радуются мои друзья. — Перестаньте кричать! — нервничает Элен. — Дайте поесть человеку с дороги! А на столе харчо, соленые помидоры и шашлык, маринованные грибочки и чьи-то очки валяются… Как хорошо. Как хорошо, когда тебе радуются друзья! — Тост, тост! — прерывает гомон скрипач Антоша. И тишина. — За тебя, Ефим! — Он нервничает и чуть проливает из рюмки. — За то, что ты вернулся, друг, за то, что ты с нами, за то, чтобы ты чаще возвращался! Тихо за столом. Все пьют. Плачет Элен, и слеза катится в бокал. — Не плачь! Сейчас я выпью твою слезу, и это будет твоя последняя слеза… Скоро я к вам вернусь навсегда… — Что? — не слышит она. — Ничего… Горькая слеза придает вкус шампанскому. Сладкая встреча, еще слаще перед расставанием!.. — Ну, как вы живете, мои милые? — спрашиваю. — Да нормально, — отвечают вразнобой и Антоша, и его жена Муся, и Мишаня Боцман. Мы едим и запиваем, мы пьем и закусываем! Мы то смеемся, то неожиданно затихаем… На меня смотрит Элен… Взгляд ее жадный, почти безумный, но она ждет, пока я, как губка впитаю в себя радость встречи. — Ребят, вы меня извините, — я встаю. — Сами понимаете… Жена… Столько не виделись… — Конечно, иди! — поддерживает Антоша-скрипач. — Не в последний раз, — добавляет Муся. — Иди! — разрешает Боцман. — Турум-бурум, — булькает нам вслед контрабас. Мы идем по широкой улице, обнявшись, и дышим ароматом молодой ночи. — Фимка! — Она проводит тонкими пальцами по моему небритому лицу. Мы стоим возле подъезда нашего старого дома, целуемся. — Пойдем домой! Маленькая комнатушка в коммуналке, и мы, крадущиеся к ней на цыпочках, будто не муж и жена совсем. И скрипит дверь за нами… Я знаю, что тетя Катя проснулась, да и не спала она, наверное, по причине бессонницы. — Кто это? — скрипит, как дверь, ее голос. — Это я, теть Кать, — отвечаю. — Ишь ты, вернулся!.. Ты, Ленк, счастлива? — Ага. — Ну, молодец, дождалась… — Не разбудите Валерку Зюкина, он с ночной!.. Как рассказать, чем соскученные в вечности любовники удивляют звезды? Как поведать о том, сколь сил в любящих сердцах и страстных губах?.. Тела горячи, как солнце, мокнут сладостью и тотчас просыхают на жаре!.. А наутро я бегу в редакцию и узнаю, что за время моего отсутствия напечатали книгу. Мою КНИГУ!!! А за книгу мне выплатили гонорар. И чего с ним делать? Ква-ква!!! Кве-кве!!! Турум-бурум! Антоша-скрипач, Мишаня Боцман, Муся… Коротко рассказывают, что Саня-Глобус умер от рака. В две недели сгорел!.. А ведь было такое шампанское — «Советское»! И было оно лучшим! «Кристал» — говно!.. «Советское» — шампанское молодости! Конечно — оно лучшее!!! Антоша — гениальный скрипач. Умрет от цирроза печени через десять лет. Мишаня Боцман — будет жить странной жизнью эмигранта. Муся — будет жить вечно… Ленке не нравится, что я валяюсь на диване. — Думаю, — говорю. — Думать — не работа!.. Ладно, думай! Родная моя, дорогая! Мне бы ухватиться за тебя руками покрепче и не отпускать от себя губы твои, сердце твое!.. Кричи на меня, будь несносной!.. Мне так будет не хватать этого потом, в другой жизни — в разных для нас обоих временах!.. Ква-ква! Кве-кве! Турум-бурум! Ритм. Ритм! Я вскакиваю и бегу к ней, моей Элен, как будто она только что не ушла куда-то! Она еще успеет выдернуть мне первый седой волос из хеер а ля Анжела Дэвис… У нее никогда не будет седых волос! Ква-ква! Кве-кве! Смелее ритм, смелее! И завыл джаз, и завыли саксы! И лица родные, шампанское!.. Смерть!.. Море шампанского! Море смерти! И мы с ней танцуем! Быстрее, все быстрее!!! Хлопают, хлопают, хлопают!!! Я отталкиваю ее и кричу: — Всем пока-а-а!!! И не дожидаясь, бегу что есть мочи, глотая сопли и слезы… Возврат всегда быстр, как удар ножа… Ее смерть была первой смертью, показанной в новой программе «Хроники происшествий»! Я записал программу на первый советский видак «Электроника». Она лежит на мокром шоссе, моя Элен. Платье ее чуть задрано, и виден краешек белых трусиков, а может, они розовые или какие еще. Записалось в черно-белом. Платье трепещет на ветру. Возле головы моей золотой Элен, белогривой Элен, асфальт куда как темнее, чем в других местах… Рядом машина. Прислонившись к ней, сидит здоровенный мужик и плачет. — Не плачь, мужик! — говорю. — Сейчас бампер копейки стоит!.. Все! Все, дома!.. Бля! Никаких черных тяжелых телефонов! Не антиквариат! Тренькает бутмановским саксофоном мой сотовый. — Кве-кве! Включаю неизвестного абонента. Вдруг счастье звонит! Кто?!! Валерка Зюкин?!. Сосед из прошлого? Бля… Чего?.. Предлагает купить квартиру, где мы с Ленкой жили. Говорит, что тетю Катю в частный интернат переселил. Теперь один живет и уже не в коммуналке. — Купи! Ты — богатый! — А не жалко? — спрашиваю. — Жалко, конечно, все-таки родовое гнездо! — отвечает Зюкин. — Я поэтому тебе надбавлю! За родовое! |